Валико Джугели о войне с Деникиным, внутреннем положении и ликвидации воинствующего большевизма в Грузии

(Ниже предложенный материал является выдержкой из книги председателя Главного штаба Народной гвардии Грузинской Демократической республики 1918-1921 гг. Владимира /Валико/ Джугели «Тяжёлый крест /записки народногвардейца/», Тифлис, 1920 г.; а сам текст книги целиком можно найти в интернете в материалах Национальной библиотеки Парламента Грузии)

Война с Деникиным

                                 Валико Джугели на деникинском фронте


31-го января 1919 г. Гори.

31-го декабря закончилась война с Арменией. Теперь началась новая война с Поцховскими татарами. Положение в Ахалцихском уезде серьёзное. Наши пограничные отряды разбиты и враг подходит к Ахалциху. Передали, что отряд Сосо Гедеванова уничтожен… Не хочется верить. Этот отряд я знаю и ценю. Верю, что он с честью выйдет из затруднения…

Мы объявили частичную мобилизацию народной гвардии и, наверное, Александру и мне скоро придётся выехать на фронт. На новый фронт!..

Нам не дают передохнуть, не позволяют взяться за работу. А теперь у нас была такая большая и кипучая работа… Но надо всё бросить и идти на фронт. И возвратиться с победой…

И чего хотят от нас?! От маленькой, освобождённой и организующейся демократии? Почему так настойчиво хотят нашей гибели и почему у нас так много врагов? Но наши враги не будут торжествовать! Мы свободны… Мы любим нашу свободу и мы победим.


3-го февраля 1919 г. Тифлис.

Лида вновь играет на рояли. Простая, светлая музыка, и под звуки этой музыки воскресают мечты и думы…

Нам вновь приходится выступать в поход. Сегодня это окончательно решено. Едем на Ахалцихский фронт…


7-го февраля 1919 г. Тифлис.

Создался новый чёрный фронт реакции! Добровольческия банды окружили Сочи и наш маленький отряд там гибнет. Кониев и Мухран Хочолава в Сочи. Судьба их неизвестна нам. Я с народной гвардией еду на этот фронт. Нужно умереть или победить…

Сегодня было важное совещание под председательством большого Ноя…

Ночью еду на фронт. Скоро решится всё…


8-го февраля 1919 г. В вагоне.

Скоро будем в Ново-Сенаки. Там уже стоят наши эшелоны. По пути заглянули в наши штабы: в Шорапани, Кутаисе и Самтреди. Мобилизация гвардии всюду проходит хорошо. Всей душой стремлюсь на фронт; скорее сразиться с чёрными силами реакции и разбить их! В этом наша задача и наш долг. Без победы всё погибнет…

Избирательная кампания в Учредительное Собрание в полном разгаре. Победа за нами – за социал-демократами. Мобилизация отрывает наши лучшия силы от нашей избирательной борьбы, но мы всё же победим. И там и здесь!

Погода скверная, пасмурная. Это влияет на настроение. Хочется яркаго солнца…

Вчера мы все были на заседании Центральнаго Комитета. Александр, Владимир и я ушли раньше в штаб, чтобы приготовиться. Потом пришли к нам Ной, Евгений и Герасим. Проститься. Это меня очень тронуло. Спасибо вам, дорогие друзья! Мы принесём вам победу.


9-го февраля 1919 г. Ст. Квалони. Утро.

Погода прояснилась, и пригревает солнце. Душа озаряется и сбрасывает свой туман. Под солнцем и погибать веселее!.. Едем в Поти. Думаем перебросить силы морем. Надо во-время поспеть. Я глубоко, страстно верю в успех. Против реакционных добровольцев будем бороться с увлечением, с восторгом! С песнями пойдём в бой и принесём победу… Если понадобится, можем выставить десять-пятнадцать тысяч штыков. Ведь это идёт на нас чёрная, безпросветная и безпощадная реакция. И мы её должны разбить! И пусть многие из нас погибнут. Целое восторжествует. Оно должно восторжествовать! Судьба Кониева меня очень безпокоит. Хочется верить в его безопасность. Теперь с нами едет Сосо. Хороший генерал и ценный товарищ…

Нежное и ясное, ласкающее солнце, благодарю тебя!..


9-го февраля 1919 г. Ново-Сенаки.

На телеграфе. Ночь.

Говорим с Сухумом и с Тифлисом: Владимир, Александр, Сосо и я. Добровольцы уже заняли Адлер и продвигаются дальше. В Ахалцихе растут осложнения. Огненный круг зажжён вокруг нас! Всё поставлено на карту и всё должно теперь решиться. Я страшно спокоен и верю в успех… Пути сообщения нас сильно стесняют, но мы с этим справимся. Надо победить. Иного выхода нет! Сегодня ездили в Поти, но морем не удалось выехать: не было судов и море страшно бушевало.

Видел потийскую зелёную, старую башню.

«Королева играла в башне замка Шопена и, внимая Шопену, полюбил её паж»!..

Странное спокойствие владеет мною. Несмотря на мерзость погоды!.. И это спокойствие даёт нам успех.


10-го февраля 1919 г. Зугдиды.

Генерал Сосо, я, Александр и Захарий Гурули ездили на Енгур – к парому. Енгур немного вздулся, но переправить автомобили через паром можно. Погода отвратительная. Теперь как будто проясняется.


11-го февраля 1919 г. Ново-Сенаки.

Всё ещё сидим в Сенаках. Погода отвратительная, убийственная. Настроение мерзкое. Слякоть проникает в душу и отравляет всё…

Вести отовсюду скверныя. К Ахалциху неприятель уже подошёл. С Гаграми нет связи – быть может, деникинцы уже там! А мы, как безпомощныя дети, сидим здесь и нет никакой возможности быстро переброситься к фронту. А, ведь, так хочется попасть на фронт, встретиться с грозным врагом! Разбить и прогнать его! Или же умереть… Как тяжело быть таким безпомощным… С природой ничего не поделаешь. Я зол на всё, но это мало помогает. Одна мольба: солнца и погоды!

В этой слякоти ёжится душа и нет никакой мечты. Увяла она… Одно желание всецело владеет мною: скорее на фронт! С гибелью фронта погибло всё. А мы должны всё спасти!..


11-го февраля 1919 г. Гали. Поздний вечер.

Только что на трёх автомобилях приехали в столицу Самурзакано. Хочу писать, но мой любезный хозяин, сельский фельдшер, как назойливая муза, жужжит около меня. Он говорит о слабости власти, и в его «философии власти» много горькой правды. К счастью, он вышел из комнаты, и я возвращаюсь к себе.

Сегодня весь день, не переставая ни на минуту, лил страшный дождь. Это убивало настроение и вызывало безсильную злобу. От злости мне хотелось рыдать, кусать себе руки, кричать, бесноваться! Погода страшно затрудняет наши движения, а всякое промедление вызывает острую боль в душе. Невыразимо тяжело… Сосо тоже удручён… Бедные и славные гвардейцы ужасно промокли, но настроение у всех бодрое. Я смотрю на них и думал: «Святые! На ваших муках вырастает народная свобода. Вас я люблю больше самого себя»… Добровольцы уже заняли Гагры. Завтра я, Сосо и артиллеристы – во главе с блестящим Каргаретели – будем в Сухуме… Если не помешают англичане, опрокинем, разобъём деникинцев.


12-го февраля 1919 г. Сухум. Вечер.

В час дня Сосо и я прибыли в Сухум. Погода, прояснившаяся к утру, к вечеру превратилась в кошмар: снег, дождь, ветер! А наши гвардейцы идут пешком – мокрые, продрогшие, голодные и усталые… Сейчас Сосо и я на телеграфе. Хотим говорить с Владимиром в Поти. Я даже боюсь подумать, что Владимир выпустил наш отряд в море – в этот страшный шторм… Как тяжело, как невозможно вести в этих условиях войну. Нет моря и нет суши! И какое преступление: горсточка героев не щадит ни сил, ни жизни, ни покоя и спасает всеобщее счастье. А это «всеобщее» в эту холодную, страшную ночь потеплее устраивается у своих очагов! Преступный покой… В Сухуме нет паники, но большая безтолочь. С фронтом нет никакой связи и не знают, где добровольцы. По-видимому, они подошли к Бзыби. У Бения великолепный вид и не менее великолепное настроение…

Ветер усиливается. Его свист и холод проникают в душу.

Сегодня к нам приезжал английский морской офицер. На контр-миноносце. Он осведомлялся о нас, о наших намерениях и просил не переходить в наступление. Вообще, поведение англичан очень странно. Чего они хотят?

«Что делаешь, делай скорее».


13-го февраля 1919 г. Сухум.

Опять и опять я в Сухуме. Настроение светлое, радостное, ибо взошло солнце, и занялся чудный день. А вчера ночью было страшно: ветер валил деревья, телеграфные столбы, а море бесновалось! Погибло моторное судно «Руставели»…

На нашем фронте полная расхлябанность. Нет никакого плана, организации и руководства. Сегодня Сосо едет на фронт, я же займусь организацией ближайшего тыла… Теперь я окончательно верю в успех.

Сейчас я в родной семье. Мои старики и старуха тётя тихо радуются. Они счастливы…


14-го февраля 1919 г. Сухум.

Сегодня первый день выборов в Учредительное Собрание. Верю в успех нашей партии. Только одна беда: выборы происходят в боевой обстановке, когда лучшия силы социал-демократии с оружием в руках отвлечены к границам республики. И в этом оборонительном порыве демократии – величайшая красота… Когда-нибудь, если даже мы погибнем, безпристрастная история вспомнит нашу страну и напишет красивую трагическую страницу о борьбе и гибели маленькой демократии…

Вчера Сосо и я с полковником Каргаретели, героем Чолока, ездили в Гудауты и дальше на позиции. Позиции собственно нет – есть безпорядок и растерянность. За начальника фронта временно оставлен Каргаретели. Он великолепный офицер и блестящий артиллерист. Он быстро наведёт порядок…

На передовой позиции стоит наша первая полевая батарея. Наши артиллеристы, утомлённые в боях, безумно обрадовались моему приезду. Но не одни артиллеристы, а все радовались. Я часто слышал: «Приехал Джугели, теперь мы победим»… Всё это смущало и радовало меня… И когда я видел этот светлый восторг наших артиллеристов, я думал: «Все они так горячо любят меня, но я ещё больше люблю их. И если когда-нибудь случится несчастье с нашей гвардией – я погибну в этом несчастии»…

За Гудаутами уже снег. На Чёрной речке снег глубокий… Давно этот край не помнит таких холодов и такой зимы. Но погода постепенно устанавливается.

Противник, повидимому, остановился на Бзыби. Он, кажется, более не собирается наступать на нас. Но теперь мы должны ударить на него! Мы ждём сосредоточения наших сил, но бездорожье страшно затрудняет нас. Но, в конце-концов, мы преодолеем все препятстствия и прогоним чёрнаго противника, если только англичане не помешают нам. И какая ирония: мы надеялись, что эта великая демократия поможет нам стать на свои собственныя ноги… Но пока мы видим противоположное… И мы с трудом держимся на ногах… Но мы удержимся!.. И из безконечных испытаний выйдем совершенно окрепшими, свободными и полными творческих сил…


15-го февраля 1919 г. Сухум.

Сейчас передали из Тифлиса тяжёлую весть: наши оставили Ахалцих и Ацхур!.. Это страшно затрудняет наше положение. У нас объявлена мобилизация 4-х возрастов… Всё поставлено на карту и надо напрячь все силы. Демократия должна спасти страну…

Добровольцы всё ещё стоят на Бзыби. Мы подтягиваем свои части… Готовимся к смертной борьбе… Из Одессы сегодня прибыл пароход, и пассажиры разсказывают о крупных успехах большевиков. Это радует и ободряет. Быть может, деникинцы созидают тот мост, который соединит нас с большевиками. Сегодня я был в тюрьме. Видел узников большевиков: Амберкия, Лакобу, Мгеладзе, Иналына и других. Когда-то все они дрались против нас на Кодоре и в Гудаутах, но они были побеждены… Я встретился с ними просто, свободно, как будто радостно. И они, видимо, были довольны и несколько смущены; и какое несчастье, что нам приходится встречаться в тюрьмах. Но ведь большевики нас привели к этому! Ведь они подарили и России и нам Деникина… Но теперь им пора опомниться. Они должны опомниться!..


18-го февраля 1919 г. Сухум.

Вчера Сосо, Александр, Яков и я ездили на позиции. Наши части группируются на Чёрной речке, и заставы выдвинуты на несколько вёрст вперёд. Есть сведения, что противник частично просачивается на левый берег Бзыби. Завтра очищаем левый берег от противника. Быть может, кого-нибудь захватим в плен.

Вчера некоторые всадники коннаго дивизиона разграбили армянский посёлок и произвели насилие. Их надо разстрелять!.. Эти преступные эксцессы тяжело ложатся на душу и затрудняют нашу работу. Но все эти преступления и вся пролитая кровь ляжет на головы деникинцев и дашнаков… И какой ужас! Дашнакцаканы постоянно провоцируют мирное армянское население и бросают его в пропасть. Туда же хотят они сбросить и нас… Когда наступали большевики – дашнакцаканы были с ними. Теперь они с Деникиным… А в Ахалцихском уезде они помогают татарским бандам. И так всегда!.. Всеми силами и средствами они хотят разбить нашу демократическую республику. Презренные преступники!.. 


19-го февраля 1919 г. Сел. Блабурхва. Полдень.

Только что приехали сюда мы с английским полковником Уайтом. Этот полковник назначен английской миссией для улажения нашего конфликта с Добровольческой армией. Полковник Уайт с нашим Георгием Химшиевым уже выехали в штаб отряда Добровольческой армии за реку Бзыбь. Ждём ответа. Завтра должно состояться наше свидание с представителями Добровольческой армии. Верю в успех! Добровольно ли, или под нашим натиском, деникинцы принуждены будут убраться из Гагринскаго округа…

Вчера у нашего конногвардейскаго разъезда была перестрелка с добровольческой заставой. У нас ранен один. Мы захватили пленных и отбили у противника двуколку. Наши ребята хорошо держатся. Только погода окончательно изводит: слякоть и грязь!..

Наши офицеры коннаго дивизона выдержали экзамен: они хотят драться с добровольцами и будут хорошо драться…


20-е февраля 1919 г. Гудауты.

Два дня не переставая льёт дождь. Это ужасно влияет на настроение и мешает нам. Кажется – будто никогда более погода не прояснится и никогда не заблещет вновь солнце. Если бы не эта погода, настроение было бы блестящее, ибо мы вчера получили известие, что англичане приказали генералу Деникину немедленно очистить Сочинский и Гагринский округа. Сегодня с полковником Уайтом едем к добровольцам, чтобы окончательно установить пределы нейтральной зоны. Воображаю, что будут чувствовать гагринские лакеи добровольцев, когда они увидят отходящие деникинския банды! Если мы здесь всё благополучно и быстро ликвидируем, страшным ударом обрушимся на врага в Ахалцихском уезде! У нашей демократии ещё достаточно сил…

Мои мысли часто уносятся в Тифлис. И о многом думаю я…


21-го февраля 1919 г. Гудауты. Утро.

Погода проясняется и пробуждается радость. Дождь нас окончательно извёл. Не будь этой страшной погоды, быть может, теперь мы были бы в Гаграх. Такой отвратительной погоды давно не помнит побережье. От бури выворочены телеграфные столбы, размыты дороги, а вчера снесло Гумистинский мост. Потеря моста – страшный удар для нас.

Вопрос с Гагринским округом несколько осложняется, так как, хотя добровольцам и приказано очистить его, но не указано ни срока, ни границ нейтральной зоны. А нам предлагается пока стоять на Бзыби! Такова правда… Вчера мы были на Бзыби и видели противника у моста. Сил у него, очевидно, мало. С добровольцами вчера не удалось встретиться, т. к. генерал Бруневич сообщил полковнику Уайту, что командующий воспретил ему вступать в какие бы то ни было переговоры с грузинами… А сам генерал Черепов самоуверенно добавлял: пока русския войска стоят на Бзыби, грузины не сумеют перейти реки. Но генерал Черепов ошибается… Мы это докажем!..

Наши силы постепенно накапливаются в Боржоме. Мазниев смещён и командующим в Ахалцихах назначен Квинитадзе.


22-е февраля 1919 г. Калдахвара.

Вчера Сосо, Александр и я приехали сюда и остановились в чистом, хорошеньком домике бежавшаго француза. Этот дом теперь присвоен абхазцами. Два дня тому назад здесь стояли казаки и здесь же на горке у них были пулемёты. Именно здесь наш разъезд Карангозова имел стычку с казаками. У нас ранен один. У противника же, по сообщению Уайта, убит один, ранен один и пять пропало без вести… Мы очистили от противника левый берег реки Бзыби и расположились своими силами вдоль этого берега. Берег высокий и мы господствуем над противником. Если бы не вмешательство англичан, мы, наверное, уже гнали бы противника к Сочи. Но пока мы должны стоять здесь.

На нашем левом фланге, в Пицундском монастыре, стоит конный дивизион во главе с Химшиевым. Силы наши растут и множатся…

Вчера был славный день. Сегодня вновь нависают тучи. В голове мало мыслей. Очевидно, скверная погода пугает и гонит их.


22-е февраля 1919 г. Монастырь Пицунда.

Давно мечтал я побывать в этом монастыре, и вот, добровольцы привели меня сюда. Великолепная, красивая местность. «Святые отцы» умели выбирать места! Монахи не особенно приветливы к нам, абхазцы относятся дружелюбно. Армяне запуганы… Мы стараемся успокоить их.

Пицундский монастырь – памятник глубокой старины. Он выстроен императором Юстинианом в VI-м веке. Здесь много хорошаго хвойнаго леса и здесь же великолепная природная бухта.


23-го февраля 1919 г. Гудауты. Утро.

Я и Сосо приехали сюда, чтобы поговорить с Тифлисом по всем важным вопросам. У аппарата командующий армией Александр Гедеванов. Сосо ему передаёт донесение. Перед этим я говорил с Датико Сагирашвили и Нико Орагвелидзе. Они кое-чем порадовали меня. Выборы в Учредительное Собрание дали нам блестящую, головокружительную победу. Пока мы получили 198 000 голосов, социалисты федералисты – 14 000, а национал-демократы только 12 000. Что скажут теперь господа национал-демократы?!

Здесь, в глухой аппаратной, я нашёл третий том Бальмонта и везу его с собой на позиции. Этот том озарён ярким солнцем. Он дышет солнцем!.. Из Тифлиса я захватил мою любимую книгу Тагора – «Садовник». «Жизнь – капля росы на листке лотоса» - сказано там. И я проникаюсь этой большой правдой…


24 февраля 1919 г. Гудауты. Полдень.

Утром приехали с позиции встретить полковника Уайта. Его роль непонятна и его поведение двусмысленно. Мне кажется, что все его симпатии на стороне добровольцев. Он разыгрывает из себя дипломата, но для англичанина он довольно болтлив.

Наш демократизм создаёт нам все затруднения, ибо демократию вообще не любят: не любят господствующие классы! а, ведь, нас окружают буржуазныя государства… И все они хотят использовать нас, лишить нас самостоятельности… Но демократия живуча и она победоносна! Если бы большевики были умнее и трезвее! Разве нам надо было бы бояться реакции несчастнаго генерала Деникина, разве нам так пришлось бы считаться с другими, внешними силами?! Но весь ужас именно в том, что большевики своей безрассудной тактикой родили реакцию и укрепили чужеземный империализм. Эта реакция недавно заняла всю Терскую область и вытеснила оттуда большевиков. И терские большевики бежали к нам в «контр-революционную Грузию», с которой всегда враждовали и которую хотели раздавить. И мы приютили их! Я помню нашу радость при известии, что Серёжа Кавтарадзе благополучно проскочил к нам. Особенно радовался я… И эти люди, которые нашли приют у нас, ещё не так давно хотели нашей гибели и не пропускали к нам ни одного зерна!..

Возвращаюсь к Уайту. Он заехал к нам по пути в Гагры и настойчиво просил нас не переходить в наступление. Наше наступление, повидимому, очень тревожит английскаго полковника, и этот английский полковник очень мешает нам. У нас теперь достаточно сил: более трёх тысяч штыков, четырнадцать орудий и сто с лишним пулемётов. Мы можем свободно и легко гнать противника…

Но, как говорится, «англичанка мутит»! Я в этом всё более убеждаюсь. Можно было думать, что Англия оградит нас от Турции, вернёт нам Батум, обуздает наседающую на нас реакцию и поможет нам укрепить наш демократический строй. Но пока нам Англия принесла только разочарование! Вся ея политика очень двусмысленна и загадочна. Но одно я глубоко чувствую: рано или поздно англичанам придётся уйти от нас. Как и немцам!.. И к этому времени мы должны быть сильны. Но я бы не желал, чтобы уход англичан совершился скоро: волны мусульманства могут захлестнуть нас… В предвидении этого ухода мы должны накапливать силы…

На Ахалцихском фронте без перемен. Наши ещё не перешли в наступление.


27-е февраля 1919 г. Чёрная речка. Абхазская могила.

Еду из Сухума на фронт. В Сухуме оставался два дня и налаживал дела… Вчера добровольцы должны были отойти от реки Бзыби и англичане должны были занять правый берег этой реки. В Тифлисе идут переговоры с англичанами. Не знаю, будет ли война с добровольцами, или же дело закончится соглашением… На Ахалцихском фронте продолжается собирание сил. Сегодня или завтра там общее наступление…

Грёзы мои блёкнут… Вообще грёзы увядают в революции.


28-го февраля 1919 г. Кавакулуха. Ночь.

Сегодня к нам на позицию приезжали Исидор Рамишвили, Хачатур Авталбекян и Секавин. Завтра объедем армянские посёлки. На фронте спокойно.

(отсутствует лист со страницами 125 – 126)

организовать Военное Министерство. Это безусловно необходимо. Предполагают дело реорганизации Военнаго Министерства поручить Ною Рамишвили…

На нашем фронте, кажется, боёв уже не будет и тогда нам можно будет броситься на Ахалцихский фронт. В этом случае мы двинемся через Зекарский перевал…


4-е марта 1919 г. Калдахвари.

В этот пасмурный, печальный и дождливый день хочется думать о красоте, о поэзии… Если б не эта отвратительная погода, которая жестоко преследует нас и которая помешала своевременной переброске наших сил – у меня было бы цветущее настроение и я упивался бы окружающей красотой… А красоты много, слишком много. Фиалки и жёлтыя акации давно уже в цвету и леса благоухают ароматом цветов… Иногда, в редкие проблески хорошей погоды, уходишь в горы и на лоне пробуждающейся природы забываешь и эту войну и и все печали и горести, связанныя с ней… Но забываешь только на миг… А потом опять вся та же печаль, вся та же неумирающая и опустошающая грусть…

«Я взглянул окрест себя и сердце моё страданиями человеческими уязвлено стало»!..

Но теперь я хочу забыть страдания и возвращаюсь к красоте…

Меня часто занимает вопрос: почему в огне революции увядает поэзия, почему революция убивает красоту?!.. Недавно я взял найденный мною том Бальмонта, с тихой печалью развернул его и стал читать. Странным ароматом повеяло на меня! Светлыя грёзы стали незримо воскресать и душа радостно встрепенулась… Чем-то светлым и радостным стала наполняться душа. Но это был лишь миг!.. Потом радость и свет в душе стали вытесняться ежедневными заботами и будничной печалью. И Бальмонта я закрыл… И я понял, что революция слишком заполняет собой жизнь, она наполняет её до краёв, в ней так много великаго и ничтожнаго, героическаго и жалкаго, восторга и горя, смеха и слёз и всё это так насыщает деятеля революции, что для покоя совершенно не остаётся места. А поэзия растёт только в покое. Поэзия высшее отдохновение. Революция же напряжённый и непрерывный труд!.. Поэтому революция убивает поэзию и поэтому же поэты не должны любить революцию: она затемняет и затирает их!.. И мне теперь вспоминается поэт Бальмонт в дни октябрь-декабрьской революции в Москве. Мы тогда часто встречались с ним у Горькаго. Наша грузинская дружина охраняла в ту пору Максима Горькаго и Бальмонт был очень частым и желанным гостем Горькаго. Один раз, после нашего столкновения со взводом сумских драгун на Плющихе, когда мы радостные и восторженные пришли к Горькому, чтобы сообщить ему о нашем успехе, мы у него застали Бальмонта. Бальмонт принёс маленький револьвер Смит-Вессон, чтобы передать его нам. Мы его благодарили, но револьвера не взяли, так как Смит-Вессон не мог пригодиться нам. Бальмонт был несколько смущён. И он тогда мне показался таким маленьким, слабым, безпомощным и как будто даже жалким! И теперь я думаю, что он тогда не мог любить революцию, которая вдруг сделала его таким маленьким и безпомощным…


6-е марта 1919 г. Сухум. Утро.

Сегодня собираюсь в Тифлис. Хочу ехать до Ново-Сенаки на автомобиле. Но эти два дня безпрерывно льёт дождь и не знаю, удастся ли проехать по нашим отвратительным дорогам. А ехать очень нужно…


7-е марта 1919 г. У Энгура. Вечер.

Вчера моя поездка была неудачна. На 26-й версте наш локомобиль закапризничал и пришлось вернуться обратно в Сухум. Вчера был отвратительный день. Всё время шёл снег и дожь, а на разсвете была гроза, которая испортила телеграфную линию.

В Ахалцихе намечается успех. Наши уже заняли Ацхур и продвигаются дальше. Я, повидимому, опоздал уже в Тифлис и не попаду на важное заседание.


7-е марта 1919 г. Ново-Сенаки. Ночь.

Жду поезда и слышу оживлённый спор социал-демократа с социалистом-революционером! Счастливая, благословенная провинция! С каким упоением и увлечением спорят они! Они очень счастливы, и – кажется, оба довольны. И на недоумённый вопрос Сандро: как здесь живут люди? Я отвечаю: здесь они счастливее нас. Счастливы в мелочах и мелочами. Мещанское счастье – ведь тоже счастье!..


10-е марта 1919 г. Тифлис.

В Тифлисе горячая работа: послезавтра созыв Учредительного Собрания, и наша фракция (в ней 109 человек из 130!) теперь же должна распределить своих работников в Правительстве и в президиуме Учредительнаго Собрания. Сегодня этот вопрос должен быть решён. И будет борьба.

На Ахалцихском фронте дела хороши и это развязывает нам руки на Бзыби. Решено усилить Гагринский фронт, ибо возможна война, и мы должны разбить Деникина. Я верю в это!.. Вчера вернулся из плена Кониев, и как-то неловко встретились мы. Он удручён и подавлен. И мне его стало жаль, потому что мы все его любим… Я ему сказал: «Вы наш генерал и прежде всего должны оправдаться перед нами. Вы должны потребовать суда»!.. «Это у меня решено»… Сказал он… Я знаю, что он суда не боится. Теперь я его более оправдываю, теперь я к нему более снисходителен…

Позавчера скончался наш милый, незаменимый Платон Гуджабидзе. Мы все надеялись, что он останется жив. Он перенёс страшныя страдания, но он не победил смерти. Он умирал спокойно, героически. Мы все должны уметь спокойно умирать.


10-е марта 1919 г. Заседание Штаба.

Я весь разбит. Тяжело и трудно!.. Сегодня было заседание нашей фракции, и мы решили вопрос о распределении основных мест в Правительстве и в президиуме Учредительнаго Собрания. В председатели Правительства единогласно намечен Ной Николаевич, но вопрос о председателе Учредительнаго Собрания расколол нас. У меня вышло крупное столкновение с некоторыми товарищами… Создалась тяжёлая и удушливая атмосфера… И какое счастье, что Ной Николаевич среди нас. Он символ нашего единства…

А тут ещё меня вызывают в Ахалцих. Не знаю, в чём дело. Очевидно, там что-то неладно, а ехать пока не могу.


12-е марта 1919 г. Тифлис. Утро.

Сегодня два больших праздника, два праздника демократии: вторая годовщина великой революции и открытие Учредительнаго Собрания Грузии!.. Праздник единства революции совпал с праздником местнаго значения, и это совпадение должно пробудить нас к великой борьбе за новое единство! Российская революция должна осуществить свои великие лозунги, она должна собрать всю Россию! Россию освобождённых народов, новую Россию! Иначе всем нам угрожает гибель: реакция ширится и наглеет…

Вчера хорошо был решён вопрос о составе новаго Правительства. Я доволен и счастлив. Теперь буду бороться с большим воодушевлением и надеждой: ибо верю в Правительство… 

Доживём ли мы до третьей годовщины?! Что будет через год? Разсеются ли нависшия на наших горизонтах тучи, или их ураган уничтожит нас?.. Мучительно хочется приподнять завесу будущаго и заглянуть в грядущее… А время идёт. «А годы проходят, все лучшия годы»… И жизнь как будто бы проходит мимо. Но я об этом не грущу. Я твёрдо знаю, что наше время не время радости и наслаждений… Я знаю, что «наше время не время любви»…


14-е марта 1919 г. Боржом. Утро.

Меня усиленно вызывали в Ахалцих и я еду туда. Очевидно, там трения в командном составе и нечто другое… И вообще там много всяческих безобразий… В военном отношении дела там хорошо, но в политическом и моральном – плохи. На это надо обратить чрезвычайное внимание. Пока не буду верить слухам.

Вчера, ночью, ко мне заходили Захарий и Лео. Мы долго беседовали. У Лео очень удручённый вид. Ахалцихская эпопея, видимо, угнетает его. Наша ошибка в том, что этого молодого, энергичнаго и честнаго человека назначили в столь ответственный и запутанный район. Он слишком молод и большой идеалист. А мы назначили его и бросили на произвол судьбы, вернее – на произвол всяческих генералов…

Погода чудная, солнечная… При озарении яркаго дня придётся осматривать опустошённую местность. Как ненавистна мне война!..


14-е марта 1919 г. Ахалцих. День.

Видел Владимира Джибладзе, Фелицина и Колю Орагвелидзе. Разсказывали о местных делах. Обычная, печальная быль о войне. Успех и мародёрство! Геройство и жестокость! Даже гвардия была чрезмерно жестока… Но Квинитадзе, кажется, доволен…

По дороге осматривал Ацхур. Всё разорено и опустошено. Ужас!.. Когда-то, давно тому назад, я и Шалва пешком путешествовали по этим местам. Мы ходили через зелёные перевалы, ночевали под яркими звёздами и всецело уходили в природу. Тогда у нас было в кармане 6 руб 20 коп и великолепное настроение в сердце. Теперь у меня больше денег в кармане, но великая печаль на душе…


14-е марта 1919 г. Ахалцих. Вечер.

Вчера вернулись с фронта. Ездили туда Владимир, Фелицин, Коля, я и Кониев. От поездки на фронт остался тяжёлый осадок. Все деревни опустошены, многия из них сожжены. Зарево пожара видно и теперь… Гадко, отвратительно…

Были в Абастумане. Он весь разграблен и разгромлен. Это поработали турки и татары. Когда-то я бывал в этом великолепном, благословенном уголке. От него почти ничего не осталось. Теперь я начинаю понимать многия жестокости, допущенныя нашими, но простить их всё же нельзя. Сегодня возвращаюсь в Тифлис…

На левом фланге сегодня шёл бой.


15-е марта 1919 г. Тифлис. 9 час. утра.

Только что вернулся из Ахалциха, и Герасим передал мне ужасную весть: Андрейка, маленький, славный Андрейка заболел менингитом! Я ещё не верю в эту ужасную весть. В случае несчастья погибнет не только чудный ребёнок, но может погибнуть крупнейший, незаменимый деятель революции – Ной… Это страшно, это ужасно!.. Одно присутствие Ноя выстраивало и выравнивало наши ряды. Он был центром нашей общественности. А без него начнут преодолевать центробежные силы… Но я верю и хочу верить в счастливый исход.


16-е марта 1919 г. Тифлис. Ночь.

Вчера весь день было ужасное, гнетущее настроение. Роковая болезнь милаго Андрейки совершенно разстроила меня… Я потерял энергию, радость, веру. В случае несчастья – Ной может уйти. Этот уход страшит меня, ввергает в уныние и тоску. Нависают тяжёлыя тучи и гаснут огни… Уход Ноя теперь равносилен распаду нашей работы и развалу нашего революционнаго единства. Ной всегда был символом этого единства, нашим гордым знаменем и если это знамя хоть временно снизится – многое безповоротно погибнет… Особенно теперь, в этот критический и ответственный час! Уход Ноя во многих убьёт энергию и омрачит веру… Если бы могло совершиться чудо и если бы маленький Адрейска выздоровел! Какая была бы великая радость, какой был бы восторог!.. Я отдал бы за это чудо несколько лет свой жизни и всю свою энергию. Я хочу верить в это чудо… Если не будет чуда, почти всё рушится и наши надежды погибнут… И в этом случае я тоже уйду от всякой работы. Просто уйду к себе, в сторону от жизни, от революции, от борьбы. А ведь некоторые боятся моего властолюбия!.. Раз даже старый Сильва подумал, что я стремлюсь к власти. А если бы он прочёл сегодняшнее письмо, которое мне прислал какой-то независимый социал-демократ, он ещё больше испугался бы моего властолюбия. Автор письма мне предлагал совершить государственный переворот, опираясь на гвардию и ея любовь!.. Несчастный! Если б этот автор знал, как тяготит меня даже та власть, которую я имею, и с каким удовольствием отказался бы я от всякой власти… И наша гвардия никогда не поклонялась авторитетам! В этом ея величайшее значение… Но наше положение слишком тяжелое и нам нужна организованная власть и во главе этой власти нужен Ной. Но я знаю, что сам Ной не хочет этой власти и что он тяготится ею. Но он должен приносить жертву…

Да, нам приходится очень тяжело. Я не знаю, выйдем ли мы собственными силам из всех затруднений. Или же придётся призвать варягов?!


18-е марта 1919 г. Тифлис. Утро.

На душе неспокойно и тревожно… Странныя мысли бродят в голове, и вдруг совершенно случайно начинаю думать о красотах жизни и о любви. Я всё более убеждаюсь, что «наше время не время любви». Теперь человек должен быть абсолютно свободным, он должен целиком располагать собою, а любовь только связывает, делает осторожным, быть может даже робким… Мне кажется, что теперь любовь только лишает крыльев… И этого я боюсь… Когда живёщь под вечной опасностью, под грозно нависающим мечом, крепнет желание, чтоб эта опасность касалась одного тебя, чтобы меч мог обрушиться только на твою голову, не задевая никого… Это моё убеждение! И когда крепнет это убеждение, начинает умирать любовь… Начинается сознательное убиение любви! И такие убийства мне очень знакомы… Иногда испытываешь странную раздвоенность, непримиримый душевный разлад и какую-то большую тоску о безповоротно гибнущем или уже погибшем… Иногда так хочется умереть… Иногда больше любви хочется смерти!.. Особенно теперь, в связи с великим несчастьем большого Ноя… Но вчера ночью милый мальчик хорошо спал. Быть может, маленький Андрейка встанет и оживит своего отца… Вчера Ной хотел отказаться от премьерства. Он даже написал об этом записку. Этот отказ был очень короток, но трагичен… Он благодарил за великую честь доверия к себе и добавлял: «Надеюсь, вы мне простите это внезапное ослабление моих сил»…


23-го марта 1919 г. Кавахлуха. Вечер.

Опять я на позиции. Опять дождь, слякоть и тоска по солнцу… Сейчас получили телеграмму командарма Гедеванова об усилении частями армии и гвардии нашего фронта… Я с нетерпением жду общаго наступления. Она рвётся в бой… Без риторики!..

Вчера преступный Дзуку Туркия убил беднаго, славнаго Коция Наракидзе и скрылся. Убийство произошло в Сухуме. Этого преступника надо арестовать и разстрелять…

Позавчера мы пережили тревожный день и ужасный вечер: из Поти выехал баталион Ломтатидзе и он попал в страшный шквал… Мы думали, что баталион погиб, но каким-то чудом баталион спасся и он вернулся в Поти. Утонуло только несколько человек. Наш бронированный автомобиль свалился в море… За эту бурную ночь около Поти погибло три парохода…


26-е марта 1919 г. Вверх по Бзыби.

Вчера осматривал наш левый фланг: от моря до моста. Сегодня отправились разведать правый фланг, но лихорадка меня одолела. У меня подкашиваются ноги, я не могу двигаться вперёд и с трудом возвращаюсь назад… Скверно мне…


29-е марта 1919 г. Калдахвари. Ночь.

Большой день! Так, по крайней мере, говорит мой Ваничка… Сегодня передали нам текст телеграммы Деникина: он согласен очистить Гагринский и Сочинский округа и вернуть нам всё захваченное имущество. Крупная, безкровная победа! Сегодня нам уже вернули несколько десятков лошадей, захваченных у нас в Сочах добровольцами. Все лошади опаршивели и страшно исхудали… Сегодня мы видели добровольческих солдат и офицеров. Беседовали с солдатами. Все они жалуются на свою судьбу и ругают своих…


31-е марта 1919 г. Калдахвари. Утро.

Погода меня окончательно изводит, хотя я уже и стал привыкать к ней. Скоро уже два месяца мы в походе, и почти всё время не переставая льёт дождь!..

Добровольцы со дня на день должны очистить Гагринский округ. Очевидно, перед уходом они хотят окончательно обобрать население! Вчера с того берега приходила к нам делегация, которая передала, что казаки совершенно разграбили их…

Нам всем страшно надоело сидение в этой скверной дыре. Хочется или боя, или же возвращения в Тифлис. А в Тифлисе ведь так много работы! Надо всеми силами укрепить наш внутренний фронт. Необходимо начать широкую созидательную работу. А главное – нужно произвести решительную встряску буржуазии!.. Мы слишком миндальничаем с ней.

Милому Андрейке всё хуже и хуже… Гибнет мальчик… И с ним вместе ослабевает наш большой Ной… И мы все чувствуем, что сиротеем.


3-е апреля 1919 г. Сухум.

Уже три дня в Сухуме стоит великолепная, блестящая погода. Сухумская погода! И под ласкающими лучами весенняго солнца я забываю все невзгоды минувших дней… И как хорошо создан человек: он легко забывает все страдания прошлаго, если настоящее дарит ему радость!.. Но если бы все несчастья прошлых дней сохранялись бы в человеке, вокруг него образовалась бы толстая, глухая, жестокая кара, которая заживо погребала бы человека…

В Сухуме я уже третий день. Со мной мой Ваничка и маленький, храбрый Симон. Но в Сухуме скучнее и сквернее, чем на фронте. Здесь как-то не удовлетворена и обезпокоена душа… 

Добровольцы всё ещё не очистили Гагры. И мне кажется, что дело без драки здесь не обойдётся. И чем скорее будет драка, тем лучше.

Абхазский Народный Совет работает вяло… Наша фракция в Совете хромает. На все четыре ноги!


4-е апреля 1919 г. Каваклуха. 3 часа дня.

Маленький Андрейка умер… Чуда нет, но есть ужасная, трагическая боль… Тяжёлый непоправимый удар…


6-е апреля 1919 г. Вершина Тотрюк. Полдень.

Рано утром я, Александр, Ваничка, Георгий, Севастий, Александр Гегечкори и мудрый Парна выступили на разведку. Переваливаем через высокия горы. Отсюда великолепный вид на правый берег Бзыби и на море. Здесь хорошо. Очень хорошо. Настроение бодрое, вершинное. 


6-е апреля 1919 г. Вечер.

Перевалив горы, мы спустились к Бзыби у старой крепости. Природа здесь богатейшая и великолепные леса. Очень много крупнаго буксуса. Сейчас мы отдыхаем у абхазских пастухов. Пастухи приветливы и очень гостеприимны. Переход был трудный, утомительный, и у нас волчий аппетит.

На горах было много чудных цветов и стараго снега...


9-е апреля 1919 г. Полдень.

Мы опять у тех же пастухов. С ранняго утра мы выступили на разведку и изследуем берега Бзыби для предстоящих переправ…

Эта безконечная стоянка нам уже осточертела. Вчера говорили с Евгением, но он ничего определённаго нам не сказал. Мы с ним условились, что будем ждать ещё до 12-го апреля. Это наш последний срок! Мы были бы более решительны, если бы не присутствие англичан. Вчера я и Сосо видели полковника Уайта. Он очень оскорблён слухами о нашем наступлении и настойчиво просил не делать этого. Повидимому, добровольцы очень боятся нас. Их следует проучить! У нас есть эта возможность. И мы все рвёмся в бой…

Погода чудная. Местность очаровательная… Пастухи готовят нам вкусное угощение. Я отхожу в сторону и читаю несравненного Тагора!!! У огня хлопочет маленький пастушок. Такого красиваго мальчика я давно не встречал и я молча любуюсь им.


8-е апреля 1919 г. Вечер.

Мы на старой крепости у реки Бзыби. Очень, очень старая крепость. Когда-то здесь тоже были войны и люди истребляли друг друга. Теперь здесь воюем мы. И победителями здесь будем мы!..


12-е апреля 1919 г. Калдахвара.

Дождливое утро. Настроение тяжёлое, гнетущее. Как будто кто-то близкий и дорогой умер… А умерла уверенность, что придётся сразиться с деникинской реакцией! Сегодня 12-е апреля. Последний срок, а наступления всё нет! Вчера говорили с Тифлисом. Именно вчера мы должны были получить окончательный ответ от правительства, но вчера нам только сказали: «Пока нельзя переходить в наступление». А мы так были уверены, что получим иной ответ. Мы верили, что нам скажут: «Дерзайте, переходите в наступление и форсируйте реку Бзыбь». Но этого нам не сказали. Нам только приказали ждать. И мы ждём у моря погоды! С разбитым настроением и опущенным носом… И ведь вся гвардия так преисполнена желанием борьбы. Нанести свой удар! Теперь самое подходящее время… И в то самое время, когда большевики громят деникинцев, когда в Адлерском районе крестьяне с оружием в руках возстали против добровольцев, нам не позволяют ринуться в бой… И создаётся тяжелое, ложное положение. Мы слишком много церемонимся с добровольцами. С этими злейшими врагами революции, с этими палачами демократической России! И я не могу понять этой нашей осторожности, всех этих наших церемоний. Ведь ещё не так давно мы более легко решали войну с большевиками, с армянами и татарами?! И на большевиков я всегда шёл с тяжёлым сердцем и траурным настроением. Но для революции это было наименьшее зло. И скрепя сердце, я наносил удары большевикам… С армянами мне вовсе не хотелось войны и я стоял за соглашение с армянами, хотя бы ценою уступок. Но армянские политики оказались вероломны и нам снова пришлось взяться за меч. Но даже в вихре наших успехов скорбела душа… Потом вспыхнула последняя война с татарами. И я здесь стоял за соглашение и уступки, но наши политики оказались решительнее меня и они уже тянутся к Ардагану. Я это считаю чистейшим империализмом, и моя социалистическая совесть смущается этим… Но с Деникиным мы почему-то должны церемониться и миндальничать!.. Я этого совершенно не могу понять, но знаю, что это миндальничание к добру не приведёт… В борьбе с добровольцами у нас не будет никакого разлада и никакой тоски. Будет лишь неудержимый порыв и непреодолимое желание разбить и добить врага!.. А ведь с организованным большевизмом нам когда-нибудь придётся столкнуться. И чем скорее, чем решительнее мы ударим на Деникина, тем ближе станут к нам большевики, тем скорее поймут они нас и тем решительнее оставят они нас в покое… На могиле добровольчества мы можем примириться с большевиками…

Но я чуть не забыл Англию. Ведь она у нас поперёк горла…


13-е апреля 1919 г. Калдахвара.

Сегодня, кажется, печальная годовщина падения Батума. Какое ужасное, могильное настроение было тогда. Вчера мне было не легче. Но сегодня я вновь бодр и даже весел: я начинаю верить в наше наступление!.. Вчера, вечером, мы говорили с командармом Гедевановым после его встречи с генералом Томсоном. Этот английский генерал сказал: «Даю слово генерала и представителя английского командования, что грузины не должны без согласия англичан переходить реку Бзыбь. Это чревато тяжёлыми последствиями для Грузии. Я дал последний срок в сорок восемь часов Деникину. Если за это время он не отойдёт за реку Михадырь – Грузия может действовать свободно»… Наконец, мы нашли желанный ответ! Если 15-го апреля до 12-ти часов дня добровольцы не уйдут сами, мы должны их вытолкнуть в шею! И мы это непременно сделаем. В тылу добровольцев возстание разрастается. Деникин присылает отряд в 1 500 человек для подавления этого возстания… Приближается час расплаты и возмездия!.. Сейчас я еду в Сухум – встречать горный вьючный взвод Джибо. Это первый вьючный взвод Республики Грузии. К нам идёт также броневик «Интернационал» и ещё кое-что.


15-е апреля 1919 г. Калдахвара. 3 часа дня.

Сегодня нам передали приказ о переходе через Бзыбь. Наконец-то! Теперь всё должно решиться. Настроение великолепное…


16-е апреля 1919 г. Калдахвара. Утро.

Завтра на разсвете переходим в общее наступление. Жребий брошен!.. Начинается подлинная, желанная борьба с общероссийской реакцией. Много надежды возлагаем на эту начинающуюся борьбу, много грядущей яркой радости… Мы должны были начать эту борьбу и мы должны победить в ней. Или погибнуть!.. Иного выхода нет. И нет уже путей отступления. Эта борьба может приблизить нас к революционной России, от которой нас оторвали и от которой потом мы сами отрывались… Если бы наше правительство не решилось бы на эту борьбу с добровольцами, если бы сегодня мы не получили приказа о наступлении – я хотел бросить всё, я хотел уйти от всякой работы. Но теперь хорошо: в борьбе за революцию и социализм можно умереть с восторгом! Вчера я так и сказал командирам частей: «Знайте, что мы должны победить или умереть. Третьяго не дано!» И я знал, что все были согласны со мной.

Наше правительство, решив войну, последнее слово предоставило нам. Оно сказало: англичане против войны, резервов для вашего фронта у нас нет и в этих условиях даёте ли вы гарантию победы. Мы сказали: «Вместе с вами мы даём эту гарантию. Но наш фронт должен стать главным фронтом, а Ахалцихский фронт надо скорее ликвидировать. Но одну гарантию мы безусловно даём: победа или смерть»…

Полковника Уайта уже в Гаграх нет. Его сменил полковник Файнс. Этот полковник вчера нам прислал оригинальное письмо: «В случае перехода вами реки Бзыбь, надеюсь, ваши войска не будут стрелять в наши пикеты». Да, именно так писал английский полковник Файнс…

Погода скверная – туман и слякоть. Это немного раздражает. Но для нашего наступления это, пожалуй, лучше.

Мы наступаем тремя колоннами. Начальником правой колонны назначен несравненный полковник Каргаретели, а левой – блестящий Химшиев. На крайнем правом фланге в глубокий обход пущен наш славный Особый батальон под командой неустрашимаго Симона Хухунашвили. Левее от него идёт храбрый Георгий Ломтатидзе, а потом все наши смелые и дорогие воины: Микадзе, Болквадзе, Чачибая и много, много других… Я всех их люблю и верю в них. Я и Александр, как всегда, будем вместе. С нами же будут находиться наш Яков, невозмутимый Ваничка и храбрый Леонид…

Завтра к этому времени уже многое станет ясным, решённым… Быть может, многие уже будут мертвы…

Я верю в победу и стремлюсь к ней.


17-е апреля 1919 г. Калдахвара. 2 часа ночи.

Штаб, проснувшись, уже встаёт. Александр всех нас разбудил слишком рано. Ведь он почти не спит по ночам!.. Настроение у всех бодрое, яркое, цветущее. «Как перед Пасхой». Сказал мой Ваничка. У меня совсем хорошее настроение. Во-первых, потому, что вчера весь день усиленно работал и ничего не ел, во-вторых, потому, что погода устанавливается и, наконец, в-третьих, это главное, сегодня мы переходим в наступление…

Наши фланги почти уже переправились через Бзыбь. Немного запоздал правый фланг, но вчера там сорвался наш паром и нам пришлось устраивать опасную импровизацию: перетянули через бурлящую реку стальной канат, подвесили на блоках к канату коробку и в этой коробке переправляли гвардейцев. Переправа в коробке вымотала у меня все мускулы! Я и Александр весь день провозились над устройством этой переправы. И в штаб нам пришлось возвращаться ночью. Ночь была тёмная, дорога почти непроходимая и грязная. Приходилось ползать на четвереньках и мы безумно устали. И Александр полушутя, полусердито сказал: «Да, по Головинскому гораздо легче ходить»…

Наши ребята хорошо и много работали. Все сознавали важность исполняемой работы.

В глухую ночь, возвращаясь в штаб, на берегу Бзыби я встретил Илико… Он не подождал конца лечения своей раненой руки и поспешил к нам. Это меня тронуло и порадовало. Я его люблю как брата и товарища…

Генерал Томсон просил нас предупредить о нашем выступлении полковника Файнса. Мы его уже предупредили. Мы уже на его берегу…

Через несколько часов грянет бой. Да здравствует бой и победа!

Настроение бодрое, ровное и совершенно спокойное.

Вера в успех.


17-е апреля 1919 г. На том берегу. 7 часов утра.

Мы уже прошли три версты. Продвигаемся пока без боя, но медленно, с предосторожностями. Конный дивизион переправился вплавь через бурную Бзыбь. Утонули: один всадник и несколько лошадей. У моста к нам перешли 2 добровольческих офицера. Они оберегали мост и следили за нами. Английский караул пропустил нас через мост с почётом. Англичане вывесили свой флаг и усердно козыряли нам. На мосту был лейтенант Норман. Он был очень взволнован и даже смущён… Полковник Файнс по телефону говорил со мной из Гагр. Он передал, что наши войска прошли через английские пикеты и просил меня вернуть их на левый берег реки. Я передал, что это невозможно и успокоил его, сказав, что наши войска не тронут англичан… Народногвардейцы стройными, безконечными рядами проходили мимо англичан и, повидимому, англичане уверовали в наши силы…

А противника всё ещё нигде не видно. Не знаю, где встретимся с ним. Во всяком случае, он уже сдал нам хорошия позиции…


17-е апреля 1919 года. Имение Колхида. 11 час. утра.

Противник часам к 9-ти открыл редкую артиллерийскую стрельбу. У него пока работает одно орудие. Пулемёты противника работают вяло. Мы уже имеем пленных добровольцев и кое-где я наткнулся на убитых деникинских офицеров…

Сейчас мы устанавливаем наши батареи. С наблюдательного пункта видны Гагры. Я знаю, что Гагры уже в наших руках. Великолепный день. Настроение роскошное.

Хорошо!..


17-е апреля 1919 г. 4 версты севернее от Гагр. 4 часа дня.

В 2 часа дня 3-й батальон Георгия Ломтатидзе занял Гагры. Мы забрали много пленных, несколько пулемётов и военную добычу. Противник совершенно разбит и поспешно бежит. У нас почти нет потерь. Население нас встречает с сияющими лицами. Демократия ликует! Особый батальон, очевидно, зашёл глубоко в горы и его всё ещё нет…

Мы энергично преследуем бегущаго врага, но все мы страшно устали, и ноги отказываются служить…


18-е апреля 1919 г. Гагры. Ночь.

Сегодня, в 9 часов утра, наш конный дивизион без выстрела занял линию реки Мехадырь… Противник продолжал поспешное бегство, преследуемый нашей конницей и обстреливаемый возставшим населением – Зелёной армией. Но эта армия плохо дралась, иначе ни один доброволец не ушёл бы от нас! Последнее сопротивление зеленоармейцы оказали добровольцам на реке Мзымта. Нам сообщили, что зеленоармейцы разобрали мост чрез Мзымту и задержали добровольцев. Мы с конным дивизионом бросились туда, но было уже поздно. Добровольцы прорвались через слабую линию зеленоармейцев и ушли в Сочи. Лишь разъезду Багратион-Мухранскаго удалось настичь последнюю партию добровольцев у Адлерскаго парома и многим из добровольцев не суждено было попасть на правый берег реки!.. Из Тифлиса нам категорически приказали не переходить реки Мехадырь. И нам пришлось вернуться с берегов Мзымта. Крестьяне были очень удручены нашим возвращением на Мехадырь.

Мы забрали около 500 пленных и целый лазарет сыпнотифозных.Это тяжёлое добровольческое наследство! Лазарет был в отчаянном состоянии. Больных буквально поедали паразиты! Нам придётся употребить много усилий, чтобы очистить лазарет и спасти больных…

Среди пленных – большинство офицеры. Это – обломки кавказскаго офицерскаго полка! Я был лучшего мнения о боеспособности офицерских полков, но они дрались хуже всяких банд… 

Погода чудная, успокаивающая…


20-го апреля 1919 г. Гагры. Утро.

Светлое Христово Воскресение! Светлый солнечный день! Светлое, спокойное настроение… 

В прошлом году мы справляли печальную Пасху на грязных Нотанебских позициях. Тогда мы были побеждены, и настроение было убийственное. День был мерзкий, дождливый и почти никто не вспомнил нас на Нотанебских позициях! И почти не было веры… Да – то была грустная, тяжёлая Пасха!.. Теперь уже не то. Теперь мы победители, вера окрепла и мы окрылены… Правда, это не окончательная победа, она ещё ничего не решила, но она показала, что мы можем побеждать и легко побеждать добровольцев! – А это очень много…

Такого чистаго, хорошаго, радостнаго похода ещё у нас не было. Все держались превосходно, не было никаких эксцессов и никакого мародёрства. Я нравственно совершено удовлетворён, и это умножает мою светлую радость…


20-е апреля 1919 г. Гагры. Вечер.

Пасха прошла. Весь день мы были в работе. С ранняго утра мы отправились на разведку и лишь недавно вернулись. Я очень доволен нашей поездкой. Всюду чарующая красота и великолепныя позиции! С разведки попали на обед во 2-ю полевую батарею. Было тепло и хорошо…

Сегодня от большого Ноя получили поздравительную телеграмму. Эта телеграмма всех нас порадовала: значит, Ной вновь интересуется общественными делами, значит, он опять на своём посту! Это окрыляет меня и даёт новую надежду…

Бедный, милый Андрейка.


21-е апреля 1919 г. Полдень. В горах.

Мы выступали на изследование окрестностей: Сосо, Каргаретели, наш Парна, старый пастух Джарназ Аркания и я. Сейчас мы в гостях у Джарназа, и пастухи нам готовят обильный завтрак. Старый Джарназ типичный и очень характерный пастух. Он великолепно знает все горныя дороги и очень богат. Мудрый Парна Циколия не похож на него. Он довольно беден, но по природе очень умён и своеобразен. Он очень любит пофилософствовать… Сейчас полковник Каргаретели разсказывает нам эпизоды из прошлой великой войны. Каргаретели – наша общая симпатия. Жаль, что он не в народной гвардии…

О противнике пока ещё ничего не слышно. Очевидно, он ошеломлён нашим ударом и всё ещё не оправился… Я думаю, что скоро он подтянет резервы и начнёт нажимать на нас. С своей стороны и мы подтягиваем новыя силы и готовимся к встречному удару…

Наши гвардейцы держатся великолепно.


24-е апреля 1919 г. Утро.

У нас всюду спокойно… Ардаганская авантюра меня начинает волновать…

25-е апреля 1919-й год. Гагры. Вечер.

Настроение тяжёлое, пасмурное. А весь день было хорошо. Сегодня мы произвели усиленную, тяжёлую разведку нашей позиции. Сделали верхами по горным, отвратительным дорогам вёрст 40 и всё время было хорошо на душе… Но по приезде сюда мне передали записку Илико о болезни матери. Мать свою я оставил тяжело больной, ибо я спешил на фронт. Илико просит меня приехать в Сухум. Я сейчас говорил с Сухумом и мне передали, что мать сильно больна, но не безнадёжно… К сожалению, выехать в Сухум не могу… Милая мама, скорее поправляйся…

В горах же под вечер мне сообщили о некоторых безобразиях всадников коннаго дивизиона. Это меня ещё более разстроило.


3-е мая 1919 г. На высоте хвойных лесов. Вечер.

В час дня наша колонна выступила из Гагр для обезоружения армянских горных посёлков. Не хотелось новых насилий и новой борьбы, но все средства изсякли и терпение истощилось; даже славный Хачатур не помог. Армянские авантюристы чуть не убили его и нам приходится обратиться к оружию. И странная, преступная вещь! Эти армяне всё время идут против нас: тогда с большевиками, теперь с Деникиным! И мы их должны проучить…

Приходится идти по крутым высоким горам. Весь день шли в гору, под дождём. И сейчас идёт сильный дождь. Мы уже на вершине и располагаемся на ночлег. Мы развели большой костёр, соорудили жалкий шалаш и сушим мокрую одежду. Сейчас со мной здесь Александр, Ваничка Лолуа и Симон Хухунайшвили. Несмотря на дождь и слякоть, настроение бодрое, хорошее. Мы подаём огромныя брёвна в костёр, весело смеёмся и браним погоду…

Утром узнал о смерти ценнаго Рафаила. Большая утрата…

Кругом горят костры. Много костров! И стройный хвойный лес, освещённый горными кострами, недвижно спит…

Гвардейцы собрались у костров. Они весело и безпечно болтают и тоже сушат свои одежды. Никто не думает о завтрашних кровавых столкновениях…

С нами идёт сестра Фира. Весь день она шла великолепно и не отставала от гвардейцев…


4-е мая 1919 г. Там же. 5 часов утра.

Провели в горах холодную, безсонную ночь. Дождя уже нет. Старый лес тихо пробуждается и наполняется утренними звонкими голосами… Сейчас выступаем на Ову.


4-е мая 1919 г. 11 часов утра.

Мы уже висим над Овой (Ачмардой). Мой Илико пошёл в обход справа и мы выжидаем его появления во фланг деревне. На нашем дальнем левом фланге была сильная пулемётная и оружейная стрельба. Она уже смолкла. Начальником нашей колонны является маленький, но удаленький Симон. А всей правой колонной руководит наш славный Георгий Химшиев. 

Сегодня мы должны обезоружить Ачмарду и Христофорово. Это очень большие и богатые посёлки. Никакая гуманность не прошибёт медные лбы преступных дашнакцаканов и приходится быть жестоким… В этом страшная трагедия!.. И почему эти несчастные плантаторы так привязались к добровольцам? Чего они ждут от них?! Ведь добровольцы принесут им новое тяжёлое ярмо! А мы дадим свободу и землю. Но они слишком темны и спровоцированы дашнакцаканами…

Вчера, утром, у меня было скверное настроение. Вчера были дурные вести: смерть Рафаила и неудачные переговоры с генералом Мильном! Этот английский генерал очень сердится на нас: мы не послушались его приказа и перешли в наступление против добровольцев. Это он не хочет нам простить!.. И всё это омрачало меня. Но эти могучия горы и хвойный лес со стройными вековыми деревьями, эта безумная усталость и безсонная ночь в горах – вновь вернули мне бодрость, радость и веру… Я помолодел на много лет и становлюсь ребёнком. Если бы не несчастные армянские повстанцы, было бы совсем хорошо.

Сестра Фира неутомима.

Я любуюсь её героизмом…

Выстрелов нигде не слышно.

Лес молчалив. Птицы беззаботно щебечут и поют…

Налево от нас только что вновь заработал пулемёт. Там разгорается борьба…

Преступная Англия! Разве ты не можешь умиротворить наш край и примирить всех нас? Разве ты не можешь сказать всем нам и, особенно, нашим преступным врагам могучаго «цыц» и своим окриком приостановить кровь?!

Но ты не хочешь этого. Ведь у тебя свои интересы! Очень сложные и глубокие интересы, которые порой непонятны и недоступны нам…


4-е мая 1919 г. Ачмарда (Ова).

В 5 часов вечера заняли Ачмарду. Совершили страшно утомительный и трудный переход по отвратительным горным дорогам. Через реку Сандрыпш пришлось переправляться с огромным риском, ибо берега реки – сплошные обрывы и почти совершенно нет дорог. Есть лишь одна жалкая, почти непроходимая тропа, которой совершенно невозможно избежать. И когда мы по этой тропинке спустились к реке и стали по одиночке, с большими трудностями, карабкаться на противоположный берег, противник обнаружил нас и стал учащённо обстреливать. Мы попали в очень трудное положение, и я думал, что многие из нас останутся на дне реки. Но, к счастью, противник оказался большим трусом и нам легко удалось его сбить. И у нас почти нет потерь…

Илико с двумя ротами оторвался от нас и ушёл далеко в горы. Я немного безпокоюсь за него… 

Всё население Ачмарды бежало, оставив деревню и массу скота на наш произвол. Как безумны эти несчастные! И почему бегут? А ведь мы шли к ним с самыми добрыми намерениями и с высоко поднятым белым флагом. Но эти несчастные всегда обстреливали наши разъезды и не пускали к себе наших послов…

И теперь наступила расплата…

Погода проясняется, и вечер тихо, грустно улыбается. Зелёные вершины гор окутаны таинственным туманом, вдали золотится кусочек моря, и вечернее солнце грустно освещает опустевшую, несчастную деревню…

Печаль и радость…


5-е мая 1919 г. Христофорово. 12 часов дня.

В 10 часов вступили в Христофорово – в это огромное и очень богатое армянское селение. Теперь оно совершенно опустело, но остался огромный брошенный скот. Христофоровцы слабо защищались. Очевидно, они надеялись на помощь генерала Деникина и не получив ея, быстро деморализовались.

Вся трудность этих операций выпала на нашу колонну – на колонну Симона Хухунайшвили. Временами я безпокоился за эту колонну, ибо в продолжении двух дней мы были от всех оторваны и не было никакой связи. Теперь связь установлена с партизанами Сосо Гедеванова. Кроме того, ночью пришёл Илико. И тревога души улеглась… Мы ударили в набат с колокольни Христофорово, и на печальный звон колоколов стали собираться остатки населения. Они изъявили полную покорность и просят прощения…


8-е мая 1919 г. Гагры. 6 часов утра.

Сейчас к нам прибежал наш славный Евгений Жвания и передал, что с моря подходят 5 паромов. Александр быстро вскочил и побежал на пристань узнать, в чём дело. Мы теперь каждый день ждём десанта, ибо Англия очень не расположена к нам. Генерал Мильн был в Екатеринодаре, виделся там с Деникиным; в Тифлисе же он демонстративно не захотел повидаться ни с одним представителем нашего правительства! Он очень зол на нас за наше наступление против Деникина и охотно устроит нам всякую пакость… И я совершенно недоумеваю: что хочет делать с нами Англия? Почему она с такой медлительностью собирается пожрать нас?! И я всё чаще начинаю вспоминать немцев у нас. Я их не любил. Чуждался их и считал их врагами нашей демократии, но теперь убеждаюсь, что они вели у нас более честную и открытую политику… Приходу же Англии я и мы все радовались. Этот приход был связан со многими надеждами, с воскресающими мечтами. Но теперь приходится с грустью вспоминать немцев и разочаровываться в англичанах. Но мы никому не позволим без борьбы съесть нас! У маленькой изолированной демократии Грузии есть право честно и храбро умереть. И у нас на это хватит сил…

Англия не только не замирила Закавказья, но окончательно возмутила его и в этом ея преступление. А поддержку добровольцев история её никогда не простит…

Вчера на реке Псоу добровольцами из пулемёта убит наш храбрый народногвардеец Беридзе, а другой легко ранен. Добровольцы подтягивают к себе силы и постепенно подходят к нам. Бегут несчастные крестьяне со своим жалким скарбом, с жёнами и с детьми. К сожалению, первыми мы не можем перейти в наступление. Это окончательно настроит против нас Англию и она активно может выступить против нас. Поэтому приходится ждать наступления добровольцев. Мы с радостью ждём этого выступления…


14-е мая 1919 г. Хребет Зырху. Утро.

Второй день ходим на дорожныя работы. Мобилизовали Гагринскую буржуазию, но так как она плохо работает, приходится напрягаться всем нам. Сейчас здесь работает более 600 гвардейцев и работают так энергично, что инженер Джавахов не успевает нивеллировку! Люди работают дружно, весело. Я работаю вмести с ними и это придаёт им бодрость, энергию. Среди гвардейцев много армян. Они всё время хорошо держатся и великолепно работают. Это меня очень радует. На гвардейцев-армян я смотрю с особенной любовью и отношусь к ним бережно… У меня такое чувство, будто у них в доме покойник… И как мучительно хочется освободиться от тех жестоких и преступных националистических наслоений, которыя совершенно покорили Армению и которыя стали покорять даже нас. И я всё более убеждаюсь, что национализм является величайшим преступлением и страшным злом! Вражды к какой бы то ни было национальности я никогда не чувствовал. Менее всего враждебно я отношусь к армянам, несмотря на все преступления армянской политики. А ведь политика Дашнакцутюн абсолютно преступна и главная масса несчастья армянскаго народа – дело рук этой партии!.. Даже вырезывание армян в Турции я часто склонен объяснять как результат безрассуднаго авантюризма этой роковой партии…

Чудный день. Со склона горы вижу спокойное море и слышу оживлённый гул шумной работы… Вековой лес ожил и наполнился бодрящими звуками коллективнаго труда. И здесь, на этих горных склонах я убеждаюсь в величии и силе коллективнаго человека… Настроение ровное, ясное, трудовое…

На фронте нет ничаго новаго. Мы сильно укрепляем наши революционные границы. Добровольцы чересчур осторожны и всё ещё не решаются переходить в наступление. Я жду и хочу их наступления. Оно развяжет нам руки и позволит нам нанести реакции свой собственный удар! И этот удар нас приблизит к революционной России…

К сожалению, теперь в России единственная реальная революционная сила – большевизм и потому успехам большевизма мы должны радоваться. Правда, быть может, я решительнее всех боролся с большевизмом и более всех способствовал изгнанию его из пределов Грузии, но это было в определённых условиях времени и места. Тогда победа большевизма означала всяческую гибель демократии. И прежде всего эта победа означала окончательную гибель Республики Грузии… Я и теперь очень враждебно отношусь к большевизму и совершенно не верю в его революционное творчество, но одно для меня совершенно неоспоримо: в современной России поражение борющагося большевизма равносильно поражению революции и социализма! Поэтому мы должны способствовать успехам большевизма. Когда приходится выбирать между добровольческой реакцией и большевистской анархией – колебания, двух мнений не может быть. И это говорю я, котораго большевики, наверное, разстреляют при первом удобном и даже неудобном случае! Но разве дело в разстреле и в личном самоощущении?! Даже перед лицом разстрела я скажу, что в современной России большевизм – наименьшее зло и что нет иного пути для Российской революции, как путь победы большевизма над добровольчеством.

Англичане уходят из Закавказья и на их смену приходят итальянцы – это, кажется, хороший симптом.


19-е мая 1919 г. Гагры. Вечер.

Завтра приезжает тройная делегация: Грузинская, Английская и Добровольческая. На обсуждение вопрос о взаимоотношениях нашей Республики и Добровольческой армии. Эта конференция, созываемая по инициативе английскаго командования, должна иметь крупное значение. Одно ясно, что у нас с добровольцами не может быть единых целей и потому нет единства путей!.. Может быть, добровольцы потребуют нашей помощи в борьбе с большевиками?! Это предложение, конечно, будет отвергнуто без колебаний, ибо лучше погибнуть в неравной борьбе, чем стать союзниками злейших реакционеров. Для нас наилучший выход – установление нейтральной зоны между нами и добровольцами и на этом мы будем настаивать.

Погода отвратительная. Море глухо и злобно шумит. На душе туман и грусть.


24-е мая 1919 г. Гагры. Вечер.

На дворе дождь. Только что говорил с Тифлисом. Рубен сообщил о требованиях англичан. Они настаивают на очищении нами Гагринскаго участка… «Иначе Деникин не станет с нами говорить». А разве мы так жаждем разговора с этим преступником, разве не сами англичане предложили нам посредничество при переговорах с добровольцами?! Англичане вначале сообщили, что все они съедутся в Гагры; потом они уехали в Батум, а оттуда в Тифлис. И в Тифлисе гора родила мышь! И какая подлая, недостойная игра! Истощают, терзают нас и растят силы реакции… Но что говорить о нас – маленьком, несчастном и ничтожном народе, когда так ужасно разбита, поругана, унижена и раздавлена Германия?! Великая Германия!.. Как ужасно, как жестоко поступили с ней. Теперь все надежды вокруг мировой социальной революции и Карфаген международного империализма должен быть разрушен…

Из хаоса мировой войны постепенно вырастают два фронта: фронт революции и реакции; социализма и империализма, - солнца и тьмы. Теперь решается судьба всей цивилизации и намечается грядущий путь истории и мы всем существом своим, всеми помыслами своими на стороне, в озарении и величии грядущаго, социализма…

Я с ужасом слежу за головокружительными успехами Колчака и страдаю от постоянных большевистских неудач…

С гибелью большевизма в современной России погибнет революция, ибо нет уже третьей прогрессивной силы, которая могла бы сменить в России большевиков. Время потеряно и все сроки упущены – теперь в России лишь два пути: большевизм и добровольцы! И мы всецело на стороне большевизма. Я знаю все ошибки и все преступления большевиков, их ужасныя преступления перед революцией и пролетариатом! Знаю и то, что большевизм широко открыл двери реакции, но теперь не время сведения счётов, ибо Ганнибал всероссийской реакции уже у ворот. И перед этой страшной опасностью мы должны выравнять свой фронт и должны сгрудиться вокруг красного знамени революции и социализма. И надо быть готовым умереть под этим знаменем!..


Затишье и внутренния бури 


27-е мая 1919 г. На реке Окум. Вечер.

В 7 часов утра выехали из Гагры в Ново-Сенаки. Но в самой реке Окум наш «Пакарт» застрял. Теперь ждём наших «спасителей»-буйволов! В Тифлис едем я и Сосо Гедеванов. Хотим информировать Тифлис и информироваться сами… В Тамыше встретили неутомимаго Сандро Фарниева со своей грузовой колонной. Он едет на фронт. «В Тифлисе очень чувствуется поправение», - сказал Сандро. И странно: верхи правеют, а низы левеют! Это, очевидно, потому, что верхам вообще лучше живётся… Наш министериализм иногда получает неприятный привкус…

Хочется скорее попасть в Тифлис и серьёзно поставить многие вопросы.

Переговоры с деникинцами ни к чему не привели. Иначе и быть не могло! Теперь нам надо быть готовыми к новой упорной и безпощадной борьбе… Вся надежда на торжество мировой революции… С большевиками, несмотря на все их преступления против рабочего класса, надо как-нибудь столковаться… А наши, некоторые узколобые и твердолобые политики не понимают этого!.. Многие просто дрожат за свои насиженные места…

Вчера была годовщина нашей независимости. В Гаграх мы устроили большой митинг народногвардцейцев. Я выступал на этом митинге и в моей речи было больше печали, чем радости. И этот день я называю днём праздника и скорби, днём радости и траура…


2-го июня 1919 г. Поезд. Раннее утро.

Едем из Тифлиса на фронт. Со мной Владимир Джибладзе и полковник Гедеванов – брат нашего Сосо. Владимир едет в Поти для организации связи с большевистской подводной лодкой. Ходит упорный слух, что по нашим берегам плавает большевистская подводная лодка, и мы во что бы то ни стало хотим связаться с ней.

В Тифлисе твёрдое настроение. Решено упорно бороться и победить! Вчера я выступал в Учредительном Собрании. Там меня очень тепло встретили и все были единодушны…

На фронте некоторое оживление. Жду и хочу войны…


2-го июня 1919 г. Река Окум. Полдень.

Едем хорошо. День славный. Настроение хорошее. На Ингуре встретили стараго товарища – Иосифа Кварацхелия. Мы когда-то вместе работали в Сухуме. Он едет в Гали для организационной работы. В Гали я с особым удовольствием осматривал молодую местную Народную Гвардию. Это огромная наша победа! Для работы в Гали из Сухума приехал энергичный Деомид Дгебуадзе. Он там хорошо поработает…

В Тифлисе хорошее настроение. Евгений верит в успех. «Я никогда не был так спокоен», - сказал он мне. И его спокойствие передаётся другим. Радостно было видеть успокоившагося, переболевшаго в страданиях и горе, большого Ноя. Его присутствие ободряет всех… 

Азербайджан и Баку энергично готовятся к борьбе. Скорее бы она началась…

На нашем знойном и красном юге реакция севера должна найти свою могилу!..


10-го июня 1919 г. Гагры.

Пасмурный вечер. Новаго ничего. Укрепляем фронт и готовимся к борьбе… Аглийский генерал Бич вновь передал нашему правительству, что Деникин готов начать с нами переговоры. Но нам не о чем говорить с ним. Наши разговоры коротки: «Весь вопрос в том, кто кого раньше повесит»!..

Уже пятый месяц стоим мы на фронте и нет конца этому стоянию…

Только что был у меня партизан-зеленоармеец Дзидзигури. Он хорошо работает.


18-е июня 1919 г. На реке Окум: 3 часа дня.

Как и следовало ожидать, наш автомобиль опять застрял в реке, и мы ждём всё тех же буйволов. А погонщики буйволов тихо посмеиваются, видя нашу безпомощность и жалкий автомобиль в воде…

Еду в Тифлис. На фронте полная тишина и мне хочется воспользоваться этим и поработать в Тифлисе. В Тифлисе очень много новаго и интереснаго… Что ни час, то новости!

Скоро предполагается съезд закавказских Советов Депутатов… Мёртвые пробуждаются и воскресают! Это хорошо… Очень хорошо! Быть может, удастся выровнять фронт революции…

Иногда так искренне веришь и так детски наивно радуешься этому!.. Даже впадаешь в сентиментализм и романтизм! Но именно в самый разгар романтизма, сами большевики вдруг безжалостно бабахнут по самому черепу, и от романтизма остаются лишь жалкие отрепья! И остаётся боль… Так часто бывает со мной. И в Тифлисе – на заседаниях Совета, и в Сухуме на большом Народном Собраниия взывал к единству сил революции. И как-то мучительно верилось, что этот призыв найдёт ответный отзвук. Но именно за этот призыв Бакинский большевистский «Набат» назвал меня бандитом и палачём… Но не эти названия меня огорчают. Пусть себе тешатся и бранятся! Но пусть не делают чёрнаго дела помощи реакции, пусть не убивают революцию! Ведь должен же знать «Набат» - что, разстраивая фронт революции, он только служит Деникину?!.. Но кто знает?! – Быть может «Набат» сознательно служит Деникину?!


20-е июня 1919 г. Тифлис. Ночь.

Вчера приехал в Тифлис и уже втягиваюсь в работу. К сожалению, с первых же шагов убедился, что из Закавказскаго Рабочаго Съезда ничего не вытанцуется! Большевики хотят не единаго фронта в борьбе с Деникиным, а лишь разрыва этого фронта. Местные большевики думают не о разгроме Деникина, а лишь о свержении нашего Правительства и нашего государственного строя. И я глубоко убеждён, что среди наших большевиков очень много агентов Деникина… А ведь так горячо верил в этот съезд и так много надежд я возлагал на него! И все надежды рушатся, умирает вера. Тяжело…

Сегодня дикий индус убил славнаго Мекиса Бурчуладзе и у нас нет возможности отомстить. С этим преступлением нам приходится мириться… Ведь мы слабы!..

Завтра казнят убийцу моего Датико. Эта казнь меня совершенно не удовлетворяет. Быть может, она даже не нужна. Ведь она не воскресит погибшаго друга…


28-е июня 1919 г. Тифлис.

Знойное лето в разгаре. На фронте полная тишина. Но вчера мы получили от Сосо тревожную телеграмму о будто бы готовящемся наступлении добровольцев. Одновременно с суши и с моря! Хочу верить, что телеграмма оправдается. Страшно надоело топтание на месте.

Скоро на смену англичанам приходят итальянцы. Это меня несколько радует, так как хочется верить, что итальянцы не станут продолжать у нас странно-преступной политики англичан. Я никогда не мог вообразить, что английская политика так хитра, так коварна. Старый принцип: «Разделяй и властвуй» - проводится у них в самой грубой безпощадной форме. А нашу маленькую, бедную, заброшенную Республику англичане всячески стесняют и прижимают! Я часто, очень часто удивляюсь нашей устойчивости, нашему прочному стоянию на собственных ногах. Вокруг нас до сих пор я видел только врагов. Нам не дают хлеба, к нам не пропускают товаров, не удерживают от нападения на нас Деникина, позволяют в Батуме организовываться добровольцам, на нас натравливают всех – но мы стоим себе и будто даже постепенно крепнем! Из каждаго испытания, из каждаго похода мы выходит ещё более окрепшими и с большею верою в конечный успех!.. Но нам всё же тяжело. Очень тяжело! И никто нам не хочет помочь. Вот и сейчас – я выглядываю в окно и вижу длинную вереницу русских людей, получающих в русской церкви дешёвый американский белый хлеб по запискам Русскаго Национальнаго Совета. В других местах тот же хлеб выдаётся по запискам Армянскаго Национальнаго Совета, а нам дают лишь камень. Да, только камень! И как трудно, как безумно тяжело питаться камнем! Но мы убиваем в себе и голод и злобу, мы спокойно взираем, как около нас, голодных – другие едят белый хлеб и молча миримся с этим. В другом месте, в другой стране народ давно устроил бы погромы, но мы не погромщики. Мы знаем, что нужно выдержать это трудное время, и мы его выдержим. Будем голодать, будем есть землю, но всё же выдержим…

Но тяжело…

А тут опять новое несчастье. Пробуждение и шевеление большевиков! Большевики воспользовались тем, что мы всё своё внимание обратили в сторону Деникина, и за нашей спиной они стараются организовать возстание. А ведь я и все мы, фронтовики, были такими ярыми и восторженными сторонниками соглашения и сближения с большевиками! Но в Тифлисе я окончательно убедился, что это счастье сближения не для нас! Большевики ничего не хотят видеть дальше своей убогой колокольни. Они обливают нас грязью, называют белой гвардией и палачами, ищут нашей руки, но не для братскаго рукопожатия, а чтобы её вовсе оторвать! Но мы этого не позволим! А кто их вожди?! Мальчишка Гогоберидзе, бездарный Стуруа и ненормальный Микоян! И какое несчастье, что вождём Бакинского пролетариата становится ничтожный Гогоберидзе…

На днях мы ездили в Болачауры, в бывшее имение нашего Георгия Химшиева. Великолепное, огромное имение, и оно давно отобрано у владельца. Сам Георгий был с нами. Я наблюдал за ним, но не замечал, чтобы он испытывал озлобление против революции зато – что она лишила его этого великолепнаго имения… Но в нём была грусть. И как величественна та демократия, которая сумела провести величайшую социальную реформу не только без гражданской войны, но даже без крайняго озлобления среди помещиков. Сила нашей демократии была так велика, что о борьбе с ней никто не мог подумать! И многие из помещиков не только примирились с потерей земель, но даже пошли на службу к демократии…

В Болачаурах было хорошо. Был чудесный день, была красота. Душа отдыхала и тихо нежилась. Светлая радость наполняла меня и вспомнился прошлый год – вспомнился наш Душетский поход. Какая разница! Только здесь гремели пушки и трещали пулемёты. Теперь здесь совершенно спокойно и я благословлял судьбу. Если бы тогда не победили, теперь здесь гуляли бы анархия и реакция!..


7-е июля 1919 г. Тифлис. Полдень.

Только что вернулся из Казбека. Выехали туда вчера утром Ной Хомерики, Георгий Цинцадзе, Ной Цинцадзе, Коция Сабахтарашвили, Рубэн Ауштров, ген. Фелицин, Васо Гогишвили и я. Повидали те места, которые в прошлом году мы проходили с боем, видел роковую скалу «Пронеси Господи», где был уничтожен отряд Саши Гегечкори и о многом, слишком многом задумался я… В прошлом году здесь мы сражались с большевиками и гнали их через Дарьяльское ущелье. Теперь, вслед за большевиками сюда пришли добровольцы, и у Чёртова моста воздвигнуты их позиции!.. Повидимому, у добровольцев здесь мало сил. Их солдаты очень скверно выглядят. Не блещут, к сожалению, и наши солдаты. Наше Военное Министерство всё ещё плохо работает. И опять приходится напрягаться Народной Гвардии. И радуется душа, когда видишь организующуся Народную Гвардию в замирённом и воинственном Душетском уезде! Мы приступили к организации Народной Гвардии и в Казбекском районе. Это будет воинственная Гвардия. В Казбеке видел старых знакомых мохевцев. Мы вместе били и гнали большевиков! Они обрадовались моему приезду. Рад был и я…

«И не пронёс их Господь»! Сверлит и сверлит в голове…


9-е июля 1919 г. Тифлис. Ночь.

Наше международное положение всё ещё остаётся неопределённым. Вчера делал доклад в Правительстве Давид Гамбашидзе, который недавно приехал из Англии. Много новаго и интереснаго разсказал он. Ведь это первый вестник из Европы, это первый докладчик об отношении Европы к нам! В общем его доклад был интересен. Он одновременно давал надежды и дарил разочарования! Для Грузии он давал надежду, для взрыва же мировой революции он не находил основания в Европе. Сам Гамбашидзе типичный буржуазный демократ, с резкой английской ориентацией и с большой сметливостью…

А фронт наш всё ещё на Мехадыре! Мёртвый фронт. И там стоят наши народногвардейцы. Я часто мыслями уношусь туда и иногда называю себя дезертиром. Но здесь ведь так много работы. И очень ответственной работы!..

Часто думаю о власти и министрах. К сожалению, министериализм сильно развился у нас и для многих власть стала сладостной и дорогой. Психологии власти, желания властвовать я не могу понять. Но я знаю одно, что Правительство и власть должны стоять возможно ближе к народу. Правительство должно быть доступно для народа и оно дёшево должно стоить народу…


13-е июля 1919 г. Тифлис. 5 час. вечера.

Большой день в моей жизни: я ушёл из Главнаго Штаба Народной Гвардии! Я ушёл от всего… Большой день и в жизни Народной Гвардии… Я тесно связал свою судьбу с Народной Гвардией и она тоже связана со мной.Но теперь нам приходится разстаться… В этот ответственный момент жизни народа и Республики мне приходится уйти со своего тяжёлаго поста… А оставаться нельзя. Ибо та атмосфера тайнаго недоверия и робкой боязни, которая создаётся вокруг Народной Гвардии и которая охватывает значительный круг даже товарищей – убивает охоту и энергию к работе… Особенно резко и неожиданно эта атмосфера выявилась сегодня, на заседании нашей фракции Учредительнаго Собрания… Разсматривались военные законопроекты. Произносились речи. Ной, большой Ной, произнёс великолепную речь о необходимости реорганизации военных сил Республики и о перспективах, дающих преимущества Народной Гвардии… Но дошло дело до практических пунктов. Я от имени Главнаго Штаба отстаивал независимость Народной Гвардии от Военнаго Министерства и непосредственную подчинённость Главнаго Штаба Правительству или главе Правительства… Старый же Сильва внёс следующее предложение: «Правительство управляет военными силами через Военнаго Министра». И это предложение было принято большинством голосов. Это означало, что народная гвардия подчиняется Военному Министерству, а следовательно, фактически генералитету и Военной касте! Это было равносильно убийству духа народной гвардии. И этот дух гвардии убивали те самые люди, который и свой дух, и свою государственность, и свой народ спасли лишь благодаря убиваемой ими гвардии!.. Это меня взволновало, огорчило и возмутило. В этом я увидел скрытое недоверие к народной гвардии и я заявил, что после такого недоверия не могу оставаться в Штабе и ухожу из него. И я ушёл… И прежде всего я вспомнил фронт и моего Александра. Я написал ему о своём уходе из Штаба. Затем я передал телефонограмму о своём уходе из Штаба Тифлисским районным Штабам и подал большому Ною записку об уходе с поста… Сердце у меня надрывалось и слёза заполняли глаза… Что-то близкое, дорогое, родное умирало во мне и для меня! Выйдя из дворца, я встретил Евгения. Его я очень люблю и уважаю. Он стал меня успокаивать, но я бежал от него, ибо знал, что разрыдаюсь… Я побежал к себе. К счастью, в доме никого не было и здесь я мог свободно выстрадать свою тоску… Теперь мне несколько легче. И я с тяжёлым, но спокойным сердцем вспоминаю наше заседание и роковое голосование фракции. И мне кажется, что мещанство начинает заедать нас. Мещане постепенно начинают овладевать нашей фракцией и даже государством… Мещанин начинает торжествовать! И этого мещанина, этих песен торжествующаго обывателя я меньше всего слышал в гвардии и потому я так любил гвардию и так много надежд возлагал на неё… А главное: в гвардии было мало слов и много дела! Она была живая практика и свою историю она писала кровью своих лучших воинов… И в этом было что-то большое, увлекательное. И наконец – в гвардии было меньше всего авторитаризма, там меньше всего поклонялись личностям, и дух коллективнаго творчества безпредельно господствовал в ней. И это делало гвардию необыкновенно ценной для меня. И подчинение этого творческаго коллектива, этой творящей вооружённой демократии Военному Министерству я считаю оскорблением самой демократии! Но, повидимому, кое-кто боится гвардии, боятся Главнаго Штаба, боятся даже меня!.. Но если бы они знали, что именно нам более всего ненавистна власть, что именно мы более всего чуждаемся власти. Лично же я совершенно не представлял себя в роли власть имущаго. Я всегда знал, что приближение к власти отдаляет от народа… И если я с таким увлечением работал в народной гвардии, то лишь потому, что там не было единовластия, лишь потому, что я в Главной Штабе был совершенно рядовым членом! Единовластие всегда мне было противно и за это я люблю себя. Я фанатик коллективной власти, я абсолютный коллективист…

Тоска и грусть…


19-е июля 1919 г. Тифлис.

Сегодня первый день фронта. Чудный, солнечный, но жаркий день. Посмотрим, как много думает и много заботится общество о фронте. Вчера отправили из Тифлиса новый баталион на фронт. Все рослые и здоровые ребята! С любовью осматривал провожал их я на фронт!

Мой «инцидент» с фракцией исчерпан; поправка наша принята… Итак – мы вновь независимы от генералитета, мы вновь свободны в своём демократизме! И тем не менее странно: произошла страшная милитаризация в мышлении многих наших товарищей. А я всегда боялся, что эта милитаризация мысли прежде всего коснётся нас – деятелей народной гвардии! Но вышло наоборот…

Из Ингушетии невесёлыя вести. Плоскостная Ингушетия разбита добровольцами. Горная всё ещё сопротивляется, но без надежд! Мы оказываем всяческое содействие возставшим горцам, но делаем это тайно. К сожалению, у ингушей нет руководителей, их действия несогласованы и потому их легко бьют. На конференции народной гвардии один ингуш печально сказал: «Братья грузины, не пожелаем вам такого офицерства, какое у нас»!..


3-го августа 1919 г. Тифлис. Утро.

Назревают крупныя события. Итальянцы уже не едут в Закавказье, а англичане хотят 15-го уехать отсюда! Это совершенно оголяет нас и создаёт для нас величайшия опасности. Опасности, главным образом, с юга! Поэтому 1-го августа было заседание Правительства и решено убедить агличан не покидать Закавказье. Ответа ещё нет.

Вчера Евгений, Коция и я имели свидание с генералом Баратовым – неофициальным послом от Деникина. Я первый раз встретился с этим популярным генералом. Он слишком красноречив, слишком многоречив и слишком сладко поёт. Производит впечатление искренности, но иногда сквозит большая хитрость. Слишком часто бьёт себя в грудь и это заставляет настораживаться! Он заявил: «Деникин признаёт вашу неприкосновенность, ваш нейтралитет, вашу самостоятельность и не просит у вас никаких сил… Он хочет одного: освободите его от вечной угрозы вашего наступления, не мешайте ему наступать на Москву». Отвечали ему Евгений и я. Евгений отвечал очень дельно, с большим достоинством. Мы сказали: «Оставьте нас в покое и знайте, что мы предпочтём совершенно погибнуть, чем покориться вам!!!»


14-го августа 1919 г. Тифлис. Утро.

Положение наше всё более осложняется. Пока генерал Баратов сладко поёт – мёртвая петля вокруг нас всё более сжимается!.. Англичане, кажется, окончательно уходят из Закавказья, а Каспийскую флотилию они передали Добрармии… Это очень встревожило и испугало Азербайджан. К нам приезжал министр Мелик Асланов, который просил у нас орудий для защиты Баку. Я спросил его: «Есть ли у вашего правительства твёрдая решимость бороться с Деникиным». – «Да, ответил он. Во всяком случае без больших боёв мы не сдадимся». Этот ответ мне как-то не понравился. Не было в его тоне твёрдой и суровой решимости!.. Да, петля сжимается вокруг нас. Но я совершенно спокоен, ибо «рабочие могут потерять только цепи, а приобретут весь мир»!.. Так и у нас. У нас нет никаких путей отступления! И все свои силы мы должны бросить на чашу весов!.. Мы поставим весь Кавказ на ноги, мы всюду зажжём огонь возстания, мы возьмём инициативу в свои руки! И мы победим. Более чем когда-либо я верю в успех…


18-е августа 1919 г. Абастуман.

Светлое утро. 16-го, ночью, Ной Хомерики, Георгий Цинцадзе, Эшмаки, Наполеон Кахиани и я выехали в Ахалцихский и Ахалкалакский уезды. Вчера были в Боржоме и на Годерзском перевале. Вечером приехали в разрушенный, опустошённый Абастуман. В Абастумане отдыхает и большой Ной. Он великолепно выглядит и хорошо поправляется. Вчера весь день я восторгался природой. Сказочный вид открывается с Годерзскаго перевала!.. Сегодня я совершенно счастлив…

В Ахалцихском уезде всё запахано и хороший урожай. И как странно! Несколько месяцев тому назад, в самый разгар Ахалцихских операций, я был в этом уезде и приходил в уныние и даже в ужас! Деревни были обезлюдены, часто опустошены и даже выжжены. Теперь в деревнях много народу и ещё больше скота. И урожай всюду собран. Всё время я задумывался над тем, как удивительно живуча и необыкновенно настойчива натура крестьянина! При самых ужасных условиях он не забывает земли и своего дома. Мне очень часто приходится видеть крестьян, обрабатывающих свою землю в момент сражения – под свистом пуль…

Дорога от Бенара до границы Аджарии сказочно хороша. На перевале мы встретили аджарскую заставу и пастухов. «Каковы ваши настроения и кого вы хотите?» - спросили мы их. «Наши настроения всё те же, - отвечал старик, - если пожалуют наши господа турки, мы с ними, но если турки не придут, мы с нашими кровными братьями – грузинами. Деникина мы не хотим». И все соглашались с ним…


19-е августа 1919 г. Ахалкалаки. 3 часа дня.

Разрушенный город, разорённый уезд!.. Поля не засеяны, жители голодают. А когда-то этот уезд считался житницей. Теперь здесь сплошной ужас…


19-е августа 1919 г. Бакуриани. Ночь.

Рано приехали в Бакуриани. На перевале нас застал густой туман. Решили переночевать в Бакурианах. Ахалкалакский уезд нагнал на меня свинцовую грусть. Народ изголодался, настрадался. Он обнищал. Это плоды деятельности турок…


20-е августа 1919 г. Боржом. 3 часа дня.

Утром приехали в Боржом. Осмотрели лесопилку и дворцы. Восторгался лесным музеем. Как-то тихо и радостно было в музее, и я молча благодарил творца музея – Пахаря. Сейчас Пахарь играет на рояли. Игра не важная, но иногда простая игра производит больше впечатления! Если она совпадает с настроением и гармонирует с обстановкой. В эти моменты весь уходишь в себя и невольно анализируешь себя и окружающих. Часто критикуешь. И порываешься куда-то вперёд, в высь, к солнцу… Иногда задумываешься! – Стоило ли совершать революцию!? Нужны ли были эти жертвы, море крови и горы трупов?! Ведь до правды, до торжества справедливости так безконечно далеко?!.. Вспоминается разорённый уезд и толпы нищих крестьян, идущих в чужие края за подаянием. Вспомнилась молодая, черноглазая грузинка из разорённаго Гогашени, которая вместе с односельчанами шла в Имеретию нищенствовать. И страшная боль сжимает сердце…

А здесь, в этом дворце так богато, светло и уютно… И играет рояль… И в эти моменты настраиваешься против себя. И против всех! Нам всем нужно опроститься… Нужно неустанно работать, нужна каждодневная, будничная жертва!

И в этом – наивысший героизм…


6-е сентября 1919 г. Тифлис. День.

Ужас! Боль и страданье!.. Даже окаменевшее сердце рыдает… Застрелился Симон! Мой милый, неустрашимый, маленький Симон Хухунайшвили… Пустил себе пулю в грудь из того револьвера, с которым он был неразлучен во многих победных боях. Был всегда впереди других!..

Погиб лучший народногвардеец и незаменимый офицер. Но он сам погубил себя… Страшная, жуткая и жестокая трагедия! Несколько недель тому назад нам сообщили с Гагринского фронта, что у Симона открылись некоторые злоупотребления. Боль ущемила мне сердце. Роковое предчувствие угнетало меня… Я ответил: «Внимательно разследуйте дело, избегайте ошибок, ведь Симон так дорог нам». Мне сказали, что к делу все относятся чрезвычайно серьёзно. Началось следствие и выяснилось, что Симон написал два незначительных подложных счёта и открылось ещё несколько маленьких преступлений или проступков. Был вызван Симон. Он оправдывался и доказывал свою правоту… Я радовался, я надеялся, я верил, что Симон оправдается. Так хотелось видеть его снова в нашей среде, снова впереди наступающих цепей – с резким и властным голосом…

Несколько дней тому назад из Гагр нам прислали два письма Симона. Эти письма убили его репутацию, убили нашу веру. Одно письмо было к Илико, другое – к Нико Саматадзе. Симон сообщал им о своём деле и просил их помочь ему выкарабкаться из грязи. Он просил их как-нибудь выкрасть и уничтожить подложные счета и давал наставления, как показывать при допросе. И эти письма попали в Полевой Штаб! Полевой Штаб переслал письма к нам и просил арестовать Симона. Главный Штаб решил вновь вызвать Симона из деревни и арестовать его. Арестовать Симона Хухунайшвили, нашего маленькаго и яркаго героя!.. Это было трудно решить и невозможно выполнить…

Сегодня приехал Симон. Он был на заседании Штаба. Я сказал ему: «К несчастью, ты не оправдал наших надежд и нашего доверия. Вот эти письма – они изобличают тебя в лживости. Ведь письма твои?!». Симон был как убитый. «Да, письма мои», – сказал он. «Штаб постановил арестовать тебя», – говорю я.

Его всего перекосило. Страшная печаль и страдание отразились на его помертвевшем лице и он чуть слышно сказал: «Не арестовывайте меня».

Это меня возмутило.

«И ты просишь нас об этом?! – спрашиваю я. – Ты, который сам должен потребовать собственнаго ареста и самаго строгаго суда над собой?» Он молчал и все члены Штаба молчали. Водворилась жуткая, тяжёлая, смертельная тишина. У Симона правая рука всё время была в кармане. Я понял, что у него в кармане револьвер. И это поняли все. Я вышел в соседнюю комнату – вызвал караульного начальника, чтобы арестовать Симона. Со мной вышел Рубэн и говорит: «У него в кармане револьвер, он может на многое решиться».

Было решено, что Рубэн сядет около Симона и при малейшей попытке к самоубийству обезоружит его… Симон взял бумагу и написал: «Дорогие родители»… Васо Гогишвили и Коля Орагвелидзе схватили его и обезоружили.

Бедный Симон! У него был ужасный вид. Он просил, умолял нас не обезоруживать его, ибо в смерти его последняя надежда…

«Ты давно мог осуществить эту надежду, – говорю я. – Теперь уже поздно». Лицо Симона выражало безумное страдание и страшную боль. На него невозможно было смотреть..

«Дайте мне возможность покончить с собой. Застрелите вы сами меня, но не дарите мне новаго позора, не арестовывайте меня»… Он просил, умолял. Мы не знали, что делать… Все молчали, все были подавлены… Тогда я предложил товарищам выйти в Дворцовый сад и поговорить. «Если вы послушаетесь меня, - сказал я им в саду, - то поступим так: я передам ему револьвер и скажу – ты всегда был героем и героем должен умереть. Иди и решай свою судьбу». Все молчали. Потом вновь заговорили. И все были того мнения, что смерть спасение Симона… Но как ему позволить убить себя?!.. И убьёт ли он себя?! Вставали вопросы и без ответа глохли… Потом мы все молча решились… Вошли в маленькую, тёмную комнату Мухаринскаго… И мы вновь вышли к Симону. Я попросил товарищей удалиться. И остался один с Симоном. С глазу на глаз.

«Что ты мне скажешь?», – спросил я его.

«Дай мне пулю, только одну пулю!», – с мучительной тоской ответил он.

«Да – и я нахожу, что ты должен умереть, – говорю я ему. – Ты всегда был героем. Ты был слишком дорог нам, а мне был дороже родного брата. И ты должен остаться героем до конца. Мы тебя отправим в комнату Мухаринскаго. В той комнате ты можешь решить свою судьбу»…

Симон просиял, встрепенулся. Как будто он избежал величайшей опасности и большого несчастья.

«Дайте мне карандаш», – попросил он.

«Там есть и карандаш»…

Я пожал его руку. Честную руку! И долгий, мучительный поцелуй разлучил нас. Навсегда… «Проводи меня до комнаты», – попросил он. Это была его последняя просьба…

И он лежал навзничь с простреленной грудью, а на столе лежали два письма. Его последния письма.

И не выдержало сердце… И я, который давно разучился плакать, который не плакал даже над трупом дорогого Сандро, разрыдался как ребёнок… И какое счастье – слёзы! И как несчастны те, которые разучились плакать, у кого высохли слёзы. Вот и теперь – надрывается, стонет душа, а слёз нет! И нет утешения…

Теперь я несколько успокоился и говорю твёрдо: «Самоубийство было лучшим концом для Симона, его последним украшением и полным примирением с ним. Вечная память ему. А мы, оставшиеся в живых, несчастнее его! Много тяжести, много страдания, много преступлений берём мы на себя и не хватает сил… И в нашей святой жестокости, в нашей милосердной преступности – наше спасение»…

«Любя убить – вот красота любви». Эту жестокую, преступную красоту я понял теперь…

А жизнь и революция просят жертв… Тяжёлых жертв… И кровавой красоты!..

Ужас!..


9-е сентября 1919 г. Тифлис. Утро.

Вчера отправили труп дорогого Симона в Акети… Его провожали все районы тифлисской гвардии… Бедный, несчастный и счастливый Симон! Я написал его биографию – некролог. Всю правду написал. И я был один в своей маленькой комнате и плакал один… Никто не видел моих слёз и так облегчали оне!.. Это были мои последние слёзы. Больше уже не буду плакать… Наверное никогда…

Я часто думаю: имел ли я право на эту жестокость и допустима ли мораль: «Любя убить»?! И чем спокойнее, чем серьёзнее задумываюсь над этим, тем решительнее отвечаю: «Да!». Прежде всего надо быть жестоким к самому себе и к друзьям и этой святой жестокостью спасается революция. В этой жестокости – великое милосердие и высокая мораль…


14-е сентября 1919 г. Тифлис. Утро.

Сегодня открывается первый съезд народной гвардии Республики Грузии. Многаго жду от съезда.

Вчера было покушение на генерала Баратова и ехавшего случайно с ним генерала Одешелидзе. Большевик Элбакидзе бросил две бомбы. Серьёзно ранен Баратов, легко Одешелидзе, но убит шоффер и смертельно ранен его помощник… Это покушение является чистейшей провокацией и этим актом наши враги хотят нас преждевременно втянуть в войну с Деникиным. Смертью Баратова хотят натравить на нас генерала Деникина! Ведь убить генерала Баратова было так легко. Он ходил без всякой охраны и предосторожности, но его смерть нам не нужна была.

Во всяком случае в этом покушении не было героизма и незачем было убивать несчастных шофферов.


23-го сентября 1919 г. Тифлис. Утро.

Сегодня открытие продажи абонементов на оперный сезон. Это хорошо. Скоро начнётся театральный сезон и можно будет порою отдыхать…

На-днях закончился первый съезд народной гвардии. Съезд сошёл хорошо. Были подведены итоги и были намечены грядущие пути. Только под конец – во время выборов новаго Штаба, создалась тяжёлая, сгущённая и неприятная атмосфера. Но потом туман разсеялся, и мы продолжаем дружную работу.


28-е сентября 1919 г. Тифлис.

Недавно в узком кругу товарищей, по инициативе большого Ноя, началось обсуждение основных вопросов нашей внешней и внутренней политики. Положение чрезвычайно серьёзное. Парижская конференция окончательно обанкротилась и ей уже никто не верит. Ея даже Румыния не боится!.. В России сплошной ужас! Лишь недавно приехавшие оттуда Гриша Лордкипанидзе и Виктор Тевзая в один голос утверждают, что разлагается и разваливается великая Россия! Становится жуто и больно. Страшно становится! Города России постепенно приходят к смерти. Промышленность умирает, пролетариат распыляется и центр тяжести переносится из города в деревню, от революции к реакции!.. Такова ужасная быль о России. 

Всё это чрезвычайно осложняет наше положение и нам угрожает двойной удар: с севера и юга, со стороны Доброармии и со стороны Турции! И я всё чаще начинаю думать: «Жизнь – капля росы на листе лотоса»… Особенно тяжело наше экономическое и финансовое положение. В этих областях нам следует проявить огромную энергию, большую инициативу и много новшества. Я думаю, что аппараты и здоровый дух народной гвардии и здесь могут притти на помощь государству… Иногда я становлюсь утопистом!

А самое главное, чтобы у нас не было активнаго фронта, чтобы мы вновь не втянулись в войну! Это позволит нам передохнуть, перестроиться и соорганизоваться. Это позволит нам развить творческий дух.

Почти всю гвардию мы снимаем с Гагринскаго фронта. Туда идут регулярные войска, но я как-то мало в них верю. Теперь очень трудно создавать регулярную армию, особенно в условиях революции. Вообще форма организации регулярной армии уже не соответствует духу народа и настроению солдат. Поэтому нужно развивать, укреплять и совершенствовать народную гвардию…

26-го мы отправили из Тифлиса новый баталион рабочих на Гагринский фронт. Баталион спешно и стройно мобилизовался. Я с любовью провожал их на вокзал. И думал я: как странно, что наших народногвардейцев никогда не провожают женщины. Ни матеря, ни жёны, ни дети! Мы часто выступали в поход, мы знали, что очень многие не вернутся назад, но я никогда не видел ни провожающих женщин, ни их слёз… Я и теперь не понимаю: остаются ли эти женщины со своими слезами в своих бедных домах, или же оне молча говорят своим народногвардейцам: «Со щитом, или на щите!»…


2-е октября 1919 г. Тифлис. Утро.

Большой Ной что-то стал часто хворать. Это сильно влияет на нашу работу. Иногда я с ужасом думаю: что станет с нашей работой, если не будет Ноя?!.. Сразу начнётся повсюдный развал и наша партия разобъётся на много рукавов! В этом я часто убеждаюсь… Ведь так много всюду интриг и так часто общее подчиняется личному. Я всё могу понять и простить, но интриги не могу ни понять, ни простить. Если до сих пор Главный Штаб работал сравнительно прилично, то это лишь потому, что мы не знали никаких интриг. Правда, мы часто ссорились и ругались, но от этих ссор не страдало дело. Общаго, главнаго мы не забывали никогда…

Сегодня назначено особое совещание ответственных работников по вопросам экономическим. Экономика наша сейчас страшно расхлябана и она нас может погубить… Главный Штаб думает приступить к организации собственнаго хозяйства, собственных крупных запашек. Мы должны попытать свои силы! Ведь мы называемся социалистами!.. А главное, государство должно стать на путь самой широкой социализации, на путь коллективизма… Время частной инициативы уже умерло…


7-е октября 1919 г. Тифлис.

Мой маленький Арчил болен. Сильно болен! Он заболел вдруг, без причины. Провёл мучительную и тяжёлую ночь. Теперь ему несколько лучше. Бедный мальчик! Он героически выдерживает болезнь.

И выдержит!..


8-е октября 1919 г. Тифлис. Утро.

Арчилу плохо. Очень плохо… Гибнет чудный, несравненный ребёнок… И безутешное горе овладевает этим домом… Опять взываю к чуду, хочу чуда, но чуда нет. И чуда не будет. Есть ужасная, страшная быль! А ведь Арчил был мой, но моя любовь приносит только несчастие, приносит только смерть.

Невыразимый ужас! Страшно…


8-е октября 1919 г. Тифлис.

Ужасный день. Арчил скончался… Погиб мой милый мальчик… И к безконечным могилам моих друзей прибавилась маленькая, свежая могила моего Арчила. Новая, быть может, самая дорогая…

Я с ужасом думаю о себе. Почему я так несчастен, почему любовь моя убивает моих друзей? Почему я приношу столько несчастий?..

Я озираю своё прошлое и с ужасом вижу, что почти все те, кого я сильно любил, или погибли, или же стали очень несчастными. В детстве я любил Максима, Якоба и оба они умерли. Потом гибли все мои друзья или же становились несчастными. И последним погиб мой маленький, мой верный Арчил. Я его безконечно любил! И он любил меня безумно. И с наибольшим восторгом, с светлой любовью и тихой лаской всегда встречал меня, возвращающагося из похода – мой маленький друг… Он застывал от радости. Странныя судороги волновали его и, бросившись ко мне на шею, он нежно, нежно ласкался. И эта детская ласка, эта неподдельная любовь милаго ребёнка были для меня величайшей наградой…

Я всегда с гордостью думал об этой любви и об этом ребёнке… И его теперь нет. И нет во мне ни гордости, ни восторга…

Но как несчастны родители Арчила…


9-е октября 1919 г. Тифлис. Утро.

Мне всё хочется думать о моём маленьком и бедном Арчиле. Тяжёлым камнем легла его смерть на моё сердце и страшная слабость владеет мной… Бедная, несчастная Лида! Бедный, безутешный Георгий! Почему судьба так жестоко и безжалостно наказала их?.. Позавчера Георгий сказал: «Не будет человека счастливее меня, если Арчил поправится». И он стал несчастнее всех, ибо Арчил умер… Невыносимо тяжело смотреть на Лиду и Георгия. Они как покойники. Надо спасать их.

Мне всё время хочется бежать от этого ужаснаго горя, от окружающих слёз, от всего, что надрывает сердце… Но я сразу ловлю себя на эгоизме, на желании облегчить себе горе и я остаюсь здесь. Но как должны страдать Лида и Георгий?!.. Лида, которая так безконечно добра ко всем и которая так безумно любила маленького Арчила…


10-е октября 1919 г. Тифлис. Утро.

Сегодня печальный день похорон маленькаго друга. Принесли маленький, белый гробик и сейчас его укладывают в него. Вечное жилище и вечный покой… И тяжело, невыразимо тяжело. Вчера и сегодня перечитываю мои любимые места из Герцена и в них нахожу успокоение… Чужая грусть всегда облегчает тоску. Но нет у меня слов, а писать так хочется… Письма, как и слёзы, облегчают. Но теперь у меня больше слёз, чем слов. А ведь я думал, что после смерти несчастнаго Симона, я никогда не буду плакать. Но кто мог подумать, что умрёт мой маленький друг.

Вокруг меня встают печальныя тени моих друзей. Один я уцелел среди них, но не уцелело моё сердце. Я с мучительной тоской и радостью цитирую Герцена:

«Так-то, Старев, рука в руку входили мы с тобою в жизнь. Шли мы безбоязненно и гордо; не скупясь отвечали всякому призыву, искренне отдавались всякому увлечению. Путь, нами избранный, был не лёгок. Мы его не покидали ни разу – раненные, сломленные – мы шли и нас никто не обгонял. Я дошёл… Не до цели, а до того места, где дорога идёт под гору и невольно ищу твоей руки, чтобы вместе выйти, чтобы пожать её и сказать, грустно улыбаясь: «Вот и всё»…»


Ликвидация внутренняго воинствующаго большевизма 


23-го октября 1919 г. Тифлис. Ночь.

Сегодня, ночью, местные большевики предполагают выступление. Они усиленно работают и по всей Республике думают устроить вооружённыя выступления для захвата власти. В Сухуме они уже произвели вооружённое выступление, но неудачно. К ним примкнули дезертиры, но даже владикавказские большевики отказались от них… Очевидно, местные большевики или сошли с ума, или же они сознательно служат Деникину! Ведь совершенно очевидно, что дезорганизация нашего тыла, удар нам в спину только окрыляет Деникина! И неужели этого хотят большевики?!

Предатели!

Нами приняты все меры предосторожности и мы легко подавим все выступления большевиков. Но мне всё же не хочется верить в выступление большевиков. Это было бы величайшим безумием и изменой.

Мы приступили к организации собственных запашек в Караязах. Сегодня отправили туда большую партию работников и лошадей. Коллективная работа налаживается и растёт. Это новая область в нашем строительстве и она открывает новый, широкий захватывающий горизонт. Сочетание меча и плуга, борьбы и труда, воина и рабочаго! Это мой идеал. Народная гвардия дисциплинирует людей не только в военном, но и в трудовом отношении. И мне кажется, что со временем дисциплина организованнаго общественнаго труда займёт первенствующее место в организации народной гвардии…

Первые плуги народной гвардии заработали в Караязах 20-го октября, и я верю, что этот день станет большим днём подлиннаго праздника всей народной гвардии.


25-го октября 1919 г. Тифлис. Утро.

Вчера большевики произвели неудачныя вооружённыя выступления во многих уголках Республики Грузии: в Поти, Самтреди, Душете, Телави, а в Лагодехах даже захватили власть! Несчастные! Они теряют Харьков, Киев, Курск, Царицын и завоёвывают Лагодехи! Они теряют всю Россию, но стараются завоевать Туркестан и Грузию! И разве это большевики? Разве какой-нибудь честный большевик решится организовать возстание в стране, которая со всех сторон окружена бандами реакции? На это безумие и преступление можно решиться лишь при условии, что переворот укрепит способность страны к обороне. Но большевики великолепно знают, что переворот всё дезорганизует у нас и целиком отдаст в зияющую пасть реакции. Неужели этого хотят большевики?! Неужели они хотят политической гибели нашего народа и его физическаго истребления? Нет, это преступные, безумные и безчестные большевики! А где честные! Я ищу их и уже не нахожу. Разве только доктор Кикалейшвили? И, говорят, ещё Авель Энукидзе в Москве! И потому с этими безчестными, преступными людьми, с этими инквизиторами и иезуитами нашего времени, с этими палачами великой Российской революции и всей России нужна безпощадная борьба.

Прочь сентиметализм и все воспоминания!..


9-е ноября 1919 г. Тифлис. Раннее утро.

Сейчас вместе с Андро Чиаберовым выезжаю в Сагареджо. На большой народный митинг. Я никогда не бывал на митингах в Кахетии и несмотря на всю тревожность времени, стремлюсь туда. В Кахетии меня знают и любят. А время очень тревожное! В Грузии деникинцы, большевики и разбойники объединились для скорейшаго уничтожения нашей Республики, нашей демократии, нашей страны! Они опрокидывают поезда, устраивают возстания в глухих, заброшенных уголках и готовятся к общему выступлению. Все они хотят гибели нашего народа, его уничтожения. Но это им не удастся! Мы умеем бороться, умеем умирать и потому умеем побеждать. Демократия вновь победит анархию и реакцию…

Вчера был неспокойный день. Отовсюду поступали печальныя вести. Наш старый Сильва был очень встревожен: ведь он недавно стал работать в нашем Штабе и ему незнакома вся нервность этой работы! А мы уже третий год живём нервами, в вечной тревоге и в тяжёлой, непрерывной борьбе! И окрепли нервы, окрепла душа. И когда вчера пришла весть об убийстве душетскими разбойниками кавалерийскаго офицера Церетели и об учреждении советской власти в деревне Метехи, как-то странно-радостно затрепетала душа. Я подумал: большевики, деникинцы и разбойники хотят борьбы, они хотят нашей гибели. Хорошо! Мы принимаем их вызов, мы начинаем борьбу. И мы разобъём, уничтожим наших врагов.

И не будет пощады врагам революции и свободы!

Я колеблюсь только в первый момент, перед началом борьбы, когда решается вопрос о борьбе. Я всегда избегаю этой борьбы, я ненавижу, презираю эту борьбу! Но когда жребий брошен, когда борьба уже началась – я превращаюсь в решимость и энергию.

И я всегда верю в успех…


10-е ноября 1919 г. Тифлис. Утро.

Вчера был на большом митинге в Сагареджо. Было много народу, и митинг сошёл хорошо. Митинг был на братской могиле трёх народногвардейцев.

Район Сагареджо очень богат и меня поражали каменныя постройки в деревнях. У нас в Имеретии нельзя встретить такого богатства. И тем не менее культура у нас выше…

В Тифлисе много новаго. Хулиганствующие большевики утроили целый ряд выступлений в Гурии. Выступление было в Ланчхутах, Супсе и в Чохатаурах. Они выступили ночью и захватили общественные учреждения. Но наша гвардия быстро разогнала повстанцев и многих арестовала. В Ланчхутах захвачено около ста повстанцев с оружием и бомбами, в Супсах около сорока. Чохатаури ещё вчера был в руках повстанцев, но из всех концов Гурии и Самтреди двинута туда Гвардия и она проучит бандитов. А проучить их следует, ибо они уже пролили нашу кровь! В Ланчхутах они убили одного народногвардцейца, в Супсе ранили трёх, а в Чохатаурах смертельно ранили члена районнаго Штаба. Это уже не игра. Это серьёзный вызов. Мы принимаем вызов! Мы принимаем вызов и говорим: «Кровь за кровь»!..


10-е ноября 1919 г. Тифлис. 4 ч. пополудни.

Сегодня ночью большевики готовятся к выступлению в Тифлисе. Хоть бы скорее! Вечное ожидание невыносимо. Я стою за то, чтобы не предупреждать их выступления и, дав им возможность выступить, обрушиться на них всей своей тяжестью и раздавить, уничтожить! Но моя точка зрения не находит большинства. Сегодня мы принимаем все меры предосторожности… Я с волнением жду перваго выстрела. Я хочу этого выстрела, ибо этот выстрел многое разъяснит, многое доскажет. И наши выстрелы будут победными… Последними…


11-е ноября 1919 г. Тифлис. День.

Ночью не было никакого выступления. Многие большевики заблаговременно были арестованы. Таким образом, их выступление отодвинулось в неведомую даль. И нам надо быть ко всему готовыми…

В провинции банды всюду ликвидируются.


14-е ноября 1919 г. Тифлис. Ночь.

Эта неделя была для меня агитационной неделей. Я побывал на многих больших собраниях и делал доклады о положении дел в стране и о предательстве большевиков. И нужно с радостью констатировать: анархия большевиков оживила массы, приблизила их к нам и оторвала от большевиков! Этого достигли большевики. Я с радостью уходил с каждаго собрания, уходил с верою и твёрдым настроением.

В Гурии банды почти ликвидированы. В Горийском уезде банды энергично ликвидируются.


3-го декабря 1919 г. Тифлис.

Анархо-хулиганские выступления всюду ликвидированы и некоторые виновники казнены. Но уже пора положить конец этим казням… Не нужно больше казней. И я счастлив, что среди казнённых нет ни одного идейнаго большевика.

Сегодня я слушал «Тоску» и думал о казнённых. Было тяжело и странно. И как всё это прозаично в жизни, как всё это просто. Проще, чем на сцене! Но тяжелее, больнее…

Когда задумываешься!..

Но нет иного пути. Из этой преступной крови вырастает свобода и на их могилах воздвигнется счастье народа. Я верю в это и потому приемлю кровь. И я одолеваю чувства…

Вчера ко мне явился Таташ Маршания. Он почти не изменился. Всё такой же гордый и бодрый. Но побеждённый! Он сдался нам. На милость победителям. И мы должны простить его. Надо его простить. Несмотря на все его преступления! Он всё же не пошёл к Деникину, несмотря на успехи его. Он не пошёл по стопам Александра Шервашидзе. И пусть мирно доживает свои дни…

Из Гагр тревожныя вести: пропал «Чорох» с баржей и ротой солдат!


4-го декабря 1919 года.

В 11 часов утра «Чорох» выехал из Сухума в Гагры и до сих пор его нет. Думают, что его захватили добровольцы. Пусть будет разрублен гордиев узел и пусть будет война! Эту войну я хочу.


8-е декабря 1919 г. Тифлис. Ночь.

Да, «Чорох» захвачен добровольцами. Вчера, в 11 час. утра, к Поти подходил добровольческий минный заградитель и он имел короткий морский бой с нашим истребителем «Тариели». Сегодня к Сухуму подходили для разведки добровольческие суда. Мы захватили добровольческую моторную шхуну…

Война не объявлена, но война есть! И как будто ея нет. Надо начать настоящую войну! Момент нам благоприятствует. Добровольцев сильно бьют большевики. На Кубани тревожно. Нам надо подать руку помощи Кубани и ударить на добровольцев.


12-е декабря 1919 г. Тифлис.

Хмурое утро.

День Народной Гвардии! Вторая наша годовщина! Готовились к ней с любовью и волнением. И странная вещь: никогда я так не волновался! Эти три ночи я плохо спал, часто просыпался, выглядывал в окно и смотрел на небо. Хочу, чтобы была ясная, ликующая погода. А на дворе пасмурно, серо… Перед битвой я никогда не волнуюсь и великолепно сплю, а перед нашим праздником нервничаю и скверно сплю. И ругаю, браню себя за это…

Но дождя пока нет. Хотя бы не было сегодня дождя!


7-е января 1920 г. Тифлис.

Назрели события. Крупныя, мировыя! Большевики разбивают и гонят полчища Деникина. Деникин отброшен к югу от Дона энергично ликвидируется… Через 2 – 3 месяца перед нами станет новая опасть – большевистская. И так всегда! Из огня да в полымя!


10-е января 1920 г. Тифлис.

Много, очень много новаго и большого. События развиваются быстро, катастрофически. Колчак уничтожен, Деникин разбит. Взяты Мариуполь, Новочеркасск и Таганрог. Большевики приближаются к нам. Они устанавливают контакт с младо-турками. Нас окружают. И с севера и с юга! И мы в смертельной опасности…

Большевики предлагают нам военный союз против Деникина. Но мы не вмешиваемся в грандиозную гражданскую Российскую войну, мы нейтральная демократия. Мы против Деникина и против союза с большевиками! Мы не пустим к себе реакцию. Не пропустим и анархию!

Вчера были печальныя похороны несчастнаго Аршака Зурабова. Когда-то я его очень любил и он был с нами. Даже впереди нас! Но умер в лагере наших врагов. Такова жизнь…


12-е января 1920 г. Тифлис. Вечер.

Большой исторический радостный день… В 11 ч. утра Уордроп явился к Евгению Гегечкори и передал следующее: «По предложению лорда Керзона, Верховный Совет признал фактически самостоятельность Грузии и Азербайджана». С 2-х часов начались грандиозныя рабочия манифестации. Ликовала подлинная демократия…

У меня бодрое, светлое и верующее настроение. Наше положение несколько улучшилось. Шаг вперёд! И очень крупный шаг.


15-е января 1920 г. Тифлис. 2 часа ночи.

Вчерашний день был омрачён печальным инцидентом: со дворца было снято красное знамя. Это меня страшно разстроило. Это разстроило и взволновало многих. Завтра заседание фракции. Оно посвящено этому инциденту и мы вновь воздвигнем наше красное знамя.


15-е января 1920 г. Тифлис. Вечер.

Обманули надежды… Социал-демократическая фракция отклонила возстановление краснаго знамени на дворце. Этим она отклонила красное знамя. Она отвернулась от знамени революции! Я отворачиваюсь от такого решения. И я остаюсь с красным знаменем…


16-е января 1920 г. Тифлис. Вечер.

«И в тёмную ночь нет у меня моей розы, а только остаётся боль»…

Неумолкающая, щемящая боль…

У меня точно умер неизменный, возлюбленный друг! И великая печаль давит меня. Я любил наш дворец. Со всех концов большого города я любовался гордо реющим его красным знаменем. И выше всех знамён подымалось это красное знамя! Наше знамя! И мы любили его. Сильно, горячо! Как революционеры… Мы даже не знали, как горяча была эта любовь.

Это знамя было символом продолжающейся революции. Оно было нашей революционной мечтой, нашей конечной надеждой. Но знамя было сорвано, и мечта безжалостно убита. И не национал-демократами, а социал-демократами… Некоторыми с.-д-ми!..

Позор!

И красное знамя заменили национальным знаменем. Итак, они враждебно противопоставили два знамени! Неужели они хотят этой вражды?! Пусть так! В конце-концов победит красное знамя, знамя революции и социализма. У меня развязываются руки. И от многих отворачиваюсь я.

«И только остаётся боль».


19-е января 1920 г. Тифлис. Утро.

Вчера был на детской ёлке. Были дети демократии, пролетарския дети! Ёлка была простая, бедная, а подарки скудные. Но радость детей была светлая, святая… Они с любовью и любопытством осматривали меня. Они мило пели и весело, красиво плясали. И тихая, чистая радость покорила меня… Как хороши, как прекрасны дети! Но пройдут года, они все вырастут из детства, каждый из них пойдёт своей дорогой и они погрузятся в житейское море прозы, взаимных интриг и в серыя, страшныя будни… Но теперь они хороши. И каждаго из них я мысленно ласкал. И эти детские песни, смех и танцы, эта неподдельная детская радость меня совершенно успокоили. И я благодарю этих милых детей…


20-е января 1920 г. Тифлис.

Много новаго, важнаго. Всесильный Клемансо провалился на президентских выборах, Верховный Союзный Совет снял блокаду с большевистской России. Советское Правительство отменило смертную казнь и, наконец, советская Россия приступает к организации трудовых армий. Итак, в России начинается новая эра, и мы должны этому радоваться. С оздоровлением советской России оздоровится весь мир…


3-го февраля 1920 г. Тифлис. Утро.

Добровольцы доживают последние дни и они становятся очень уступчивыми! Сегодня из Казбека выезжают Александр и Захарий во Владикавказ для вывоза зерна. В Сочинском округе 27-го января вспыхнуло возстание крестьян, и теперь, наверно, Сочи в руках повстанцев. Отомщение! Ровно год тому назад добровольцы предательским обходом захватили Сочи и пленили генерала Кониева. Теперь возставшие крестьяне пленили добровольческие отряды. И это возстание организовали мы!

Меня страшно тянет в Сочи и на Кубань. Надо создать демократический барьер между нами и Совдепией…

Советская Россия уже ликвидировала внутреннюю контр-революцию, но она получает удары с запада – со стороны реакционной Польши. Внутреннее положение Совдепии ужасное, отчаянное. На последнем съезде Ленин сказал: «У нас голод, холод и сыпняк»! И неужели всем этим они пойдут против нас? Неужели они подымут руку на нас?! Не думаю. Вернее – не хочется думать… Хотя вчерашняя ответная нота Чичерина не даёт этой уверенности. Чичерин грубо, лживо и мелочно полемизирует. Он обвиняет наше Правительство во всех смертных грехах. И в дружбе с немцами, и в заигрывании с Турцией, и в лакействе перед Антантой! Мелкий фигляр! Ведь и турок, и немцев и Антанту большевики подарили нам! А когда мы истекали кровью в неравной борьбе с Турцией, они – большевики, преступно отвернулись от нас и продали за чечевичную похлёбку. И они смеют обвинять нас! Понося нас, они предлагают мир реакционной Польше, которая воюет с ними. Неужели и нам надо начать войну, чтобы г. Чичерин предложил нам мир?! Нет, мы без войны добьёмся мира. А история нас разсудит. Революционная история!


14-е февраля 1920 г. Тифлис.

Вчера было интересное заседание Центральнаго Комитета нашей партии. Разсматривался вопрос об отставке Тифлисской Городской Управы. И хотя Управа по существу в данном конкретном случае и не была права, но в ходе прений был поставлен интересный вопрос о компетенции Правительства и местных самоуправлений. Теперь этот вопрос не стоит остро, ибо авторитет Ноя усиливает компетенцию Правительства и легко примиряет возникающия противоречия. Теперь чрезвычайныя условия, и потому легко миришься с чрезвычайными полномочиями Правительства. Но в нормальных условиях я безусловно стоял бы за усиление власти и авторитет местных самоуправлений. Теперь стараешься дать больше власти не только Правительству, но и председателю Правительства, ибо веришь в этого председателя и уверен, что он не стремится к диктатуре. Если б не было во главе власти большого Ноя, конечно, пришлось бы многое пересмотреть и в первую очередь отвергнуть чрезвычайныя полномочия Правительства и его председателя. Ибо я решительный противник всех исключительных полномочий и единоличной власти! Я неисправимый коллективист! Даже в военном деле! Но теперь во главе Правительства стоит большой Ной и это примиряет. Это иногда даже заставляет уклонятся от некоторых принципов. Но большому кораблю – большое плавание. И потому Ной часто в мелочах ошибается, бывает неправ. Временами он бывает слишком доверчив. Он часто переоценивает или недооценивает житейские факты. И в этих случаях надо быть начеку. «Но что позволено Юпитеру, то не позволено быку»…

Теперь Ной очень увлечён сенатскими ревизиями. А я – грешный – как-то недолюбливаю этот сенат.


Текст подготовил Ираклий Хартишвили